Она шагнула глубже, и воздух стал плотнее, словно вода. Краски потускнели, свет сделался вязким. У небольшого, затянутого ряской болотца, где обычно дремали сонные водяные духи, теперь клубился мутный туман, хотя день был ясным. Когда Жива приблизилась, туман зашевелился, из него высунулась тонкая, бледная рука, поманила ее и тут же растворилась. С другого берега донесся смешок – сухой, трескучий, не похожий ни на один из знакомых ей лесных звуков.
Это было странно. Пугающе. И совершенно не похоже на то, что она чувствовала раньше, во времена Морока. Его присутствие было тяжелым, гнетущим, полным целенаправленной злобы и желания поглотить, подчинить. Это же… это ощущалось иначе. Хаотично. Словно сквозь тонкую ткань реальности просачивались случайные сквозняки из совершенно иного места. Не было единой воли, направляющей искажения. Были лишь… отголоски, фрагменты чуждой сущности, которые цеплялись за ослабленные места мира, искажая их по своему образу и подобию, но без явной цели. Не-Мороково присутствие. Что-то другое, незнакомое, возможно, не менее опасное в своей непредсказуемости.
Жива отступила из больной зоны, чувствуя, как легкие снова наполняются чистым лесным воздухом. Она посмотрела на свои руки – они слегка дрожали. Победа далась дорогой ценой, и, похоже, открыла двери не только для исцеления, но и для новых, неведомых теней. Лес оживал, но равновесие было хрупким, как первый ледок на осенней луже. И она, Жива, должна была понять природу этой новой угрозы, пока она не расползлась по всему ее дому.
Часть 4
Столица княжества жила в лихорадочном, сдержанном напряжении. Следы недавних битв и хаоса еще виднелись на стенах и мостовых, но главная битва теперь шла не на улицах, а в палатах и залах власти. Князь Борислав был сломлен, его авторитет развеян как дым. В образовавшемся вакууме власти самой сильной и решительной фигурой оказался Святко, старший сын опального, но могучего богатырского рода, брат того самого Ратибора, что сыграл неясную роль в недавних событиях.
Святко, с его прямой, как меч, волей и тяжелым взглядом, правил жестко. Он занял княжий терем, окружил себя верной, закаленной в боях дружиной и принялся наводить порядок так, как понимал – силой. Заговоры пресекались на корню, непокорные бояре и воеводы либо склоняли головы, либо быстро лишались и земель, и голов. Он требовал ресурсов, людей, беспрекословного подчинения, ссылаясь на необходимость укрепить княжество после потрясений и защитить его от неведомых угроз, о которых туманно упоминали вернувшиеся из похода на Храм Зари воины.
Но старая знать не собиралась так легко уступать власть выскочке, пусть и из знатного рода. На княжеском совете, собранном скорее для видимости, чем для реального обсуждения, это напряжение висело в воздухе гуще дыма от лучин. Главным оппонентом Святка был старый воевода Ярополк – лис в боярской шубе, переживший не одного князя, мастер намеков и закулисных интриг.
–Твердая рука – благо для княжества, спору нет, Святко Борисович, – проскрипел Ярополк, приглаживая седую бороду, когда Святко объявил о новом налоге на содержание увеличенной дружины. —Но не сломает ли эта рука то самое княжество, которое призвана защищать? Люд ропщет, земля истощена… А угрозы… угрозы бывают разные. Не только те, что видны глазу и которых можно сразить мечом. Порой тень страшнее самого чудища.
