Святко смерил его тяжелым взглядом.
–Тени рассеиваются перед силой, Ярополк Игнатьевич. А ропот прекращается, когда есть порядок. Моя дружина – гарант этого порядка.
–Порядка… или страха? – тихо, но так, что услышали все, возразил Ярополк. —А страх, молодой воевода, – почва для самых дурных семян. Особенно сейчас, когда люди напуганы… колдовством, тенями из Нави, о которых шепчутся на каждом углу.
Именно эти шепотки беспокоили Святка больше всего. После совета его верный тиун доложил: по городу ползут слухи. Странные, липкие, как паутина. Говорили, что нечисть из лесов полезла не просто так, что это колдуны, вроде того Велемудра или его ученицы, потревожили древние силы. Говорили, что Камень Зари, о котором непонятно что бормотали выжившие дружинники, не столько защищает, сколько притягивает зло. А самое опасное – кто-то умело связывал эти страхи с родом Святка. Не его ли брат якшался с ведьмами и колдунами? Не его ли рука, пусть и косвенно, привела к тому, что граница между мирами истончилась? Не несет ли сам Святко, пришедший к власти на волне этого хаоса, на себе отпечаток тьмы?
Слухи были безымянными, неуловимыми. Их передавали шепотом на рынках, в корчмах, даже среди дружинников и прислуги в тереме. Они подрывали авторитет Святка куда эффективнее открытого сопротивления бояр, играя на самом глубинном страхе людей перед непонятным, перед магией, перед Навью. Святко стиснул кулаки. Он чувствовал за этими слухами чью-то злую, расчетливую волю. Чью-то тень, куда более опасную, чем старый лис Ярополк. Тень, которая знала, куда бить. И эта тень неуловимо напоминала ему о колдуне, служившем Бориславу… о Чернояре, который исчез после битвы в столице, но которого Святко не считал погибшим. Кто, как не он, мог так искусно плести паутину страха и лжи?
Часть 5:
В тишине древнего Святилища, под тусклым, но ровным светом восстановленного Камня Зари, Милава склонилась над разложенными свитками и фолиантами Велемудра. Воздух здесь был плотным от знаний и затаенной силы артефакта. Камень был стабилен, его сияние успокаивало, но Милава не могла избавиться от ощущения… легкой вибрации, едва заметной дрожи на самой грани восприятия, словно мир вокруг натянулся, как слишком тонкая струна. Вести, пусть и редкие, доходившие до уединенного Святилища, говорили о беспокойстве на окраинах, о странных происшествиях, которые не укладывались в картину прямого вторжения Нави, каким оно было при Мороке. Это было что-то иное, более… вкрадчивое.
Она снова и снова перечитывала труды учителя, пытаясь найти ответы. Записи Велемудра были сложны, полны иносказаний, древних символов и порой противоречивых заметок на полях. Но сегодня ее внимание привлек один раздел, который она ранее сочла второстепенным – заметки о циклах силы Камня и о «побочных эффектах» его взаимодействия с Завесой.
С замиранием сердца Милава расшифровала несколько полустертых строк, написанных явно в спешке. Велемудр писал о периодах «ослабления Завесы», случавшихся и в далеком прошлом – порой после великих магических катаклизмов, порой из-за неких небесных знамений, а порой и как следствие нестабильности самого Камня Зари. И в эти периоды, отмечал он, граница становилась проницаемой не только для могущественных сущностей вроде Морока, но и для того, что он называл «паразитами Нави» или «эхом пустоты».
«Они не обладают волей к завоеванию, – писал Велемудр корявым, быстрым почерком, – но влекомы жизненной силой Яви, как мотыльки на огонь. Они цепляются к слабым местам, искажая живую плоть, питаясь страхами, вплетаясь в сны, создавая очаги ‘тихого безумия’. Они – не армия, но чума, медленно подтачивающая ткань реальности изнутри».
