Подруга стряхивала пепел с сигареты и усмехалась:
– Ты его с двадцать третьим поздравь. Подари что-нибудь, поцелуй в щечку. Он тебе на Восьмое должен будет что-нибудь презентовать. Так и пойдет…
– Да сдался он мне, – фыркала Оксана, – еще я за мужиками не ухаживала… – Затянувшись сигаретой, продолжала: – Ты помнишь, как на прошлой работе? И шеф, и зам, и менеджеров человек пять… Фу. Достали они меня. Уж пусть лучше так…
На двадцать третье февраля она подарила ему плюшевого медвежонка. Сказала:
– Он на тебя похож. Неуклюжий зверюга, но симпатичный.
Павел ее поблагодарил. В ответный день, Восьмого марта, он ей преподнес вазочку, синюю в белую крапинку. Поцелуй в щеку был быстрый и какой-то суматошный.
– На корпоративку пойдешь? – спросила Оксана.
– Нет, – ответил Павел, – в театр иду.
На корпоративной вечеринке было весело. Оксана плясала и пила вино, домой ее отвез шеф отдела дизайна. По дороге он говорил и говорил. Как-то незаметно стало ясно, что он признается в любви, которую он давно и безответно, чуть ли не с первой встречи, питает к Оксане.
«Старая песня», – подумала девушка. Возле дома дизайнер попытался ее обнять, но Оксана сослалась на усталость, желание спать и улепетнула в подъезд.
Шеф отдела дизайна сплюнул и нащупал в кармане сигареты.
– Хо-ро-ша, – по слогам сказал он и пошел к машине.
Павел любил театр. Он привлекал его и таинственностью старых кулис, полных пыли и воспоминаний, и неясной, словно электрической обстановкой в зрительном зале, готовом полыхнуть аплодисментами в любой момент. Нравились яркие костюмы актеров, ровный и успокаивающий свет массивных люстр, свисающих грузно, почти угрожающе. В холле, где собирались зрители перед тем, как пройти в зал, были мягкие диваны и ажурные колонны. Все здесь располагало к спокойствию.
И это летаргическое бдение так его расслабляло, что, бывало, и после третьего звонка Павел продолжал сидеть на одном из диванов, задумавшись, замечтавшись. Холл уже был пуст, и к нему подходила, мерно цокая каблуками, девушка в красном костюме и говорила:
– Проходите скорее, спектакль уже начался, где ваше место?
Павел оглядывался. Вскакивал, судорожно искал билет в карманах брюк, хотя всегда носил его в нагрудном кармане, находил его именно там, шел вместе с девушкой в красном в зал, она указывала ему ряд, просила сидящих ближе к выходу посторониться. И Павел шел по ногам, извиняясь без конца, и, когда оказывался на своем месте, блаженствовал. Потом доставал бинокль, который всегда брал в гардеробе, и, отдавая дань поэту, наводил его на ложи «незнакомых дам», и только потом, чуть погодя, на сцену.
Пропустив начало спектакля, Павел об этом не жалел нисколько. Интересующий его персонаж появлялся ближе ко второму действию. Ставили пьесу о временах Екатерины Великой, и императрица уже вышла на сцену. Она была изумительно похожа на ту величавую, полную, вальяжную женщину средних лет, которую так часто изображали в учебниках истории. Она не пленяла – завораживала. В ее теплых, добрых глазах с неуловимой хитринкой была какая-то томность, чутко замеченная художником. И вот она живая, и вот она на сцене. И все в ней настоящее – чувствительный немецкий акцент, властная поступь, мушка на щеке, широкая талия, презрительная улыбка в ответ на признание в любви полковника, готового отдать за нее жизнь. Белый веер, высокий парик. Она была настоящей во всем, и Павел, хотя и смотрел этот спектакль уже в третий раз, вновь усомнился. Поверить и впрямь было сложно.
