Карл Витте, или История его воспитания и образования - страница 16



и т. д. Во время этих поездок он должен был ознакомиться со всеми выдающимися произведениями природы и искусства, широко пользоваться библиотеками, а также свести знакомства с выдающимися учёными – короче, подготовиться как следует к своему большому путешествию, а потом через месяцев пять вернуться к материв в Берлин, чтобы вновь приступить к теоретическим занятиям. Он так и сделал, и сделал с большой пользой для себя, и в мае этого года уже готов был к своему большому странствию. Пробыв с ним в Вене два месяца, я попрощался с ним навсегда, и теперь он живет по ту сторону Альп. Ясно, что больше я не могу его поддерживать и охранять. Он живет теперь один под присмотром лишь Господа и собственного разумения. И потому я вынужден признать, что его воспитание закончено, во всяком случае, с моей стороны.

Разумеется, то воспитание, которое мы все получаем до самой смерти, те знания, которые мы получаем благодаря обстоятельствам жизни, через наши жертвы, наши знакомства, наше противостояние и жизни, и смерти – это воспитание не заканчивается да и не может закончиться никогда.

Когда я через 17 месяцев навестил его, Карл был физически и духовно здоров, радостен и весел. Работал он всегда легко и с удовольствием, редко болел и счастливо миновал все болезни детского возраста, кроме оспы, поскольку, несмотря на то, что мы неоднократно водили его на прививку (она была очень доброкачественная), нам по разным причинам так и не удалось её сделать.

Глава 6. Каждый нормальный ребёнок может стать выдающимся человеком, если его воспитывать должным образом

Это и есть то самое положение, которое я отстаивал в большой магдебургской компании перед рождением сына, многократно повторял потом и продолжаю отстаивать до сих пор. Оно презирается доктором Меркелем и его так называемыми последователями; они полагают, что я утаиваю начало этой фразы, которое должно звучать следующим образом: «совершенно здоровый и талантливо одаренный ребёнок».

Но по счастью это легко опровергается, поскольку, начиная с восьмилетнего возраста моего сына, огромное число людей постоянно требовало от меня признания, что Карл родился с совершенно экстраординарными душевными и телесными задатками, и я это всегда отвергал.

И я отношусь к требованию Меркеля и его приспешников как достойный Понтано: Exellentium virorum est, improbum negligere contumeliam, a quibus etiam laudari turpe est.[16] Достойным мужам свойственно презирать поношения бесчестных людей, поскольку те и похвалой злоупотребляют.

Это просто смешно, обвинять меня в гордости или тщеславии на том основании, будто я злонамеренно скрыл то, что мой сын обладал врожденными экстраординарными телесными и душевными задатками и затем (согласно их природе) был воспитан; ведь многие мои противники зло язвят, что я – со всеми своими друзьями и знакомыми, когда Карлу было от двух до шести лет – уверял, что он явился на свет с очень посредственными задатками (во всех отношениях). Я это могу понять только так, что я оклеветан всё хорошо понимающими людьми. Я говорю: чёрное, они из злобы доказывают: белое! А скажу я: белое! Так они уверяют: чёрное! «О, простодушные и любезные софисты». –

А потому беззаботно скажу о них и их ядовитых словах лишь то, что я вот уже двадцать пять лет ежегодно повторяю и что стало моим внутренним убеждением:

Каждый нормальный ребёнок, о чем и говорил Гельвеций, может стать выдающимся человеком, если его воспитывать должным образом.