Милош, казалось, не обратил внимания на ее тон. Он оставался невозмутимым, словно каменная статуя.
– А что ты хочешь услышать? – спросил он, пожимая плечами. – Клятву Гиппократа наоборот? Обещание воскресить мёртвых? Я – не Господь Бог, Алия. Я всего лишь… старый солдат, который пытается найти хоть какой-то смысл в этом безумном мире. И да, я “попробую” сделать то, что в моих силах. Но гарантий никаких нет. В жизни вообще мало гарантий, знаешь ли.
Алия сжала кулаки, пытаясь сдержать гнев. Она понимала, что Милош тоже страдает, что он тоже несёт на себе тяжёлый груз прошлого. Но ей нужна была его помощь. Ей нужно было, чтобы он хотя бы попытался помочь Ахмеду.
– Ахмед… – начала она, понизив голос. – Он запутался, Милош. Он потерял ориентиры. Он не знает, как жить дальше. Он думает, что его жизнь кончена. А я… Я просто хочу дать ему надежду. Я хочу, чтобы он снова поверил в себя.
Милош молчал, глядя в окно. Дождь продолжал барабанить по стеклу, словно отсчитывая секунды уходящей жизни.
– Ладно, – сказал он, наконец, – заходи. Расскажешь мне о нём. Может быть, я смогу чем-то помочь. Но не жди чуда. Чудес не бывает. Бывает только боль. И с этой болью нужно как-то жить.
Он посторонился, пропуская Алию в комнату.
Войдя внутрь, Алия ощутила себя так, словно попала в другой мир. Комната была небольшая, тёмная и неуютная. Единственным источником света была настольная лампа с абажуром, накрытым старой газетой. Стены были увешаны картами, рисунками и фотографиями. На столе царил хаос из карандашей, красок, кистей и прочих художественных принадлежностей. В углу стоял старый диван, заваленный книгами и бумагами. В воздухе витал запах табака, сырости и какой-то неуловимой печали.
“Здесь живёт боль,” – подумала Алия, осматриваясь.
Милош сел на диван, жестом приглашая её сесть рядом. Она села, стараясь не касаться пыльной обивки.
– Ну, рассказывай, – сказал Милош, – что за птица твой Ахмед? Что с ним случилось?
Алия начала свой рассказ. Она говорила о довоенной жизни Ахмеда, о его семье, о его мечтах и надеждах. Она говорила о том, как война разрушила всё это, как он потерял своих близких, как он видел смерть и насилие. Она говорила о том, как он вернулся с войны сломленным и опустошённым, как он замкнулся в себе и перестал общаться с людьми.
Милош слушал молча, не перебивая. Его взгляд был прикован к лицу Алии, словно он пытался прочитать по её глазам всю правду об Ахмеде. Алия чувствовала, что он видит её насквозь, что он понимает её лучше, чем она сама себя.
Она рассказала о том, как Ахмед страдает от ночных кошмаров, от вспышек гнева, от чувства вины и отчаяния. Она рассказала о том, как он не может найти себе места в жизни, как он чувствует себя чужим и ненужным.
– Он считает себя виноватым в том, что остался жив, – сказала Алия, – он думает, что должен был умереть вместе со своими близкими. Это пожирает его изнутри.
Милош закрыл глаза, словно пытаясь отгородиться от этих слов.
– Я знаю, что он чувствует, – сказал он, – я сам прошёл через это. Вина выжившего – это самый страшный из всех шрамов. Он не виден снаружи, но он разъедает душу изнутри, как кислота.
Алия посмотрела на Милоша с сочувствием. Она понимала, что ему тяжело вспоминать прошлое, что каждая её фраза отзывается в его сердце болью.
– И что ты думаешь? – спросила Алия. – Ты сможешь ему помочь?
Милош открыл глаза и посмотрел на Алию долгим и пронзительным взглядом.
