Он подъехал ближе и склонился с седла. Мальчик, словно почувствовав его взгляд, открыл оставшийся глаз. Губы его дрожали от боли.
– Господин полковник! – прошелестел он. – Я дрался. Я рубился с одним кирасиром. Большой…
– Я видел, – солгал Валериан, не раздумывая. – Ты славно рубился. Тебе просто не повезло. Он был намного опытней и сильнее.
Он хотел было отъехать, но корнет снова позвал.
– Господин полковник…
Мадатов пригнулся ниже.
– Мы победили?! – спросил мальчик так тихо, что Валериан только по движениям губ понял его вопрос.
Он привстал в стременах, оглядел поле, заваленное людскими человеческими трупами, черными, зелеными, синими. Увидел дымное облако, стоящее над догорающим городом, узкую полоску моста, на которой еще только недавно давили друг друга обезумевшие от ужаса люди…
– Да, корнет, мы победили, – ответил он Алексею и повторил громче, так, чтобы слышали все, проходившие мимо: – Мы победили!
Никто ему не ответил…
Через три дня после схватки с кирасирами Дюбуа Мадатов снова ехал мимо предместий Борисова. Накануне днем армия Наполеона начала переправляться через Березину, а корпус Ланжерона безуспешно пытался помешать ей малыми силами. Большую часть армии адмирал увел в другую сторону, приняв всерьез активную демонстрацию саперного батальона и тысячной толпы обмороженных мародеров. Даже получив известие, что понтонеры и пионеры генералов Шасслу и Эбле уже рубят и вяжут козлы будущих двух мостов, Чичагов не торопился назад подкрепить свой же отряд, оставленный против Борисова.
Левый, теперь французский берег Березины был куда выше правого, и пушки Удино легко расправились с двумя батареями, что попробовал выставить Ланжерон. Русским пришлось отойти и оставить неприятелю удобный плацдарм.
Вечером Ланжерон вызвал Мадатова.
– Я все вспоминаю, полковник, когда мы с вами первый раз встретились? Кажется, в девятом году, в Валахии.
– Так точно. Я тогда командовал ротой седьмого егерского.
– Да, и представлял вас покойный Иван Бутков. Ну, видишь ли, князь… на правах старого знакомого говорю тебе «ты»… оставайся ты по-прежнему егерем, я бы на тебя сейчас крепко надеялся. Два дня назад ты, можно сказать, нас всех выручил. Но от гусара в этих болотах толка нет никакого. Драгун я спешил, они и на земле повоюют. Тем более что у них и лошадей едва ли пятая часть осталась. А как у тебя? Сколько в седле держится?
– Столько же, сколько и на земле.
– Половина полка? Эдак ты опять пример для всей армии.
– Половина для нас слишком много, – честно поправил командира корпуса Валериан. – Два дня назад был Александрийский гусарский. Сейчас осталась от него третья часть. Еще одна треть ногами ходит, саблей землю скребет. Последняя треть в земле и госпиталях.
Генерал-лейтенант и полковник помолчали минуту, вспоминая тех, кого хорошо знали и кого больше уже не увидят.
– То есть сотни две гусар у тебя наберется, – первым прервал молчание граф.
– Так точно. По штатному расписанию два эскадрона.
– Тогда, Мадатов, ставлю тебе задачу на завтра. Снова вернешься на левый берег, к утру мост восстановят. Пощупаешь Борисов – как там заслон Бонапартовский? Егеря ночью привели пленного – вроде стоит там дивизия Партуно. Но думаю, что долго они там не останутся. Сейчас для французов все в Студенках сосредоточилось. Ловко они нас провели, а теперь перебросили два моста и бегут так быстро, как только могут. А могут они, – генерал помотал головой, – пока еще очень многое. Чичагов стоит, Кутузов ползет, так что нам пока бы от них куски отгрызать висящие, и то дело большое. На том берегу проберешься в обход города и свяжешься с Витгенштейном. Скажешь – если он поторопится, то арьергард бонапартовский может отрезать от переправы. Задача понятна? Исполняйте, полковник.
