Кент ненаглядный - страница 23

Когда хищник достигает значительных размеров, ему уже не нужно охотиться – он забирает добычу у хищников поменьше. Старуха следовал этому правилу неотступно. Он набрасывался на тех, кто неосмотрительно рассказал о своем криминальном успехе, кто имеет деньги, но не сможет их отстоять. Ему редко доводилось обжечься, он почти всегда праздновал триумф. Однако постоянные победы таят в себе одну угрозу – в отличие от поражений они нас ничему не учат. Глаз, привыкший видеть лишь униженно кающихся да подобострастно хихикающих, не способен разглядеть приметы грядущих перемен.

А меж тем в обществе происходили метаморфозы. Все менялось местами, переплеталось, срасталось воедино, приобретало спокойные тона. Негоцианты, мимикрируя под бандитов, коротко постриглись, бандиты, подобно английской королеве, продолжали царствовать, но перестали править. Для многих Старухиных собратьев коридоры криминальной власти стали лабиринтами. Магнетизм сидельцев таял, как апрельский снег; молодежь, научившаяся отличать настоящее от фальши, беспощадно жала каторжан в сторону.

Не избежал сией участи и Старуха. Да, у него были деньги. Но вместе с деньгами пришел страх. Опасность таилась повсюду: в новых законах, в жадности стражей порядка, в нигилизме сопливых юнцов. Те, кому нечего терять, смотрели на все это с улыбкой. Старуха тоже улыбался, но совсем не весело. Ему все чаще приходили на ум слова старого вора. Путь из князи в грязи печален… Вкусивший тонкого вина с отвращением думает о браге.

В тумане грядущего Старухе мерещились пугающие призраки старческого бессилия, тщетности собственных деяний и возмездия со стороны тех, кто был им растоптан, но сохранил внутри жажду мести.

Мысли о возможном откате к бедности заставляли его с еще большим остервенением обиратьсвое окружение. Сторонний, гордо несущий голову человек, может, рассмеявшись, махнуть рукой или обратиться в органы; близкие же, скорее всего, не будет роптать. На это и делал ставку Старуха. Он бесцеремонно лишал водителя зарплаты, придумывая тому нелепые штрафы. Домработница тоже сидела на голодном пайке: зловещим, угрожающим шепотом ей было сообщено, что из спальни исчезли золотые украшения, и что взять их могла только она.

Среди ребят, имеющих со Старухой дело, зрело недовольство. Никто еще не заявил громко, в полный голос, но за спиной уже шептались о жадности, изворотливости и непорядочности шефа. Единственная, на кого босс не скупился, была его двадцатилетняя любовница – девица, совершенно не понимающая юмора, но всегда улыбающаяся, с длинными, крашенными в белый цвет волосами и обгрызенными ногтями, с полным, чувственным ртом, какой нравится похотливым мужчинам, и с интеллектом мартышки. На нее Старуха денег не жалел, потому что боялся потерять ее. Он снял ей квартиру, водил в рестораны, покупал вещи. Чем еще, как не деньгами, мог заинтересовать он молодую девчонку?

В свои пятьдесят пять Старуха выглядел на семьдесят. Его обезображенный тюрьмой облик отталкивал. Изрытое арыками морщин вытянутое лицо, неопределенного цвета злые глазки и копна седых волос, скрывающая лысину на макушке – это голова Старухи. Впалая грудь, дряблая шея, белесая кожа утопленника на животе и тощие конечности – это его тело. На спине лагерника красовался собор, купола которого терялись в синих, клубящихся облаках; на предплечьях вальяжно развалились обнаженные, томящиеся желанием русалки; живот занимал кот в сапогах, ведущий на эшафот девушку в старинном платье; на шее, умиротворенные и по-детски пухленькие, беззаботно парили кудрявые ангелочки, а пальцы украшали воровские перстни, коих с годами Старуха стал стыдиться.