Кент ненаглядный - страница 24

Пожилой, исколотый, тщедушный, он походил на почтенного вождя какого-нибудь североамериканского племени. Надень ему головной убор из перьев, облачи его в меховые брюки и куртку из оленьей кожи – и вот вам готовая натура для вестернов. Хотя Старуха давно простился с молодостью, одежда его не указывала на солидность. В ней читалась жалкая, безуспешная попытка выглядеть моложе. В голубых рваных джинсах, в пестрой бейсболке, в ярком, исписанном иероглифами пиджаке с капюшоном, он смотрелся так же смешно и нелепо, как проститутка преклонных лет, нацепившая на себя все короткое и облегающее.

В черной яме души этого изуродованного неволей человека жило немало зубасто-мерзких тварей, но лишь одна из них выросла до размеров чудовища. Имя ей Зависть. Ненасытный монстр заставлял своего хозяина коситься в сторону обладающих коммерческой сметкой, умеющих заработать счастливчиков. Монстр принуждал затевать против них недоброе. «Творить зло, не получая никакой выгоды, – это же бессмысленно», – скажет человек разумный. Но живущий в бездне Старухиной души Левиафан возразит ему: «Я не могу иначе». Иногда Старуха, глядя в зеркало и думая, будто беседует с самим собой, разговаривал с Левиафаном. «Ты немало выстрадал, у тебя многое есть, но ты достоин большего, – шептал он тихим голосом, который вдруг делался громче, становился ревом неукротимого чудища. – Кому, как не тебе, решать судьбы людские!? Кому собирать урожай из рублей!? Счастье нужно заслужить, и все эти молокососы, с умным видом и умными речами пусть становятся в очередь! Сначала я возьму от жизни все, а уж потом – они!»

Однако брать что-либо от жизни становилось все труднее.

Старуха неохотно вкладывал деньги в бизнес. Сам он не умел вести дела, а другим не доверял. Ему, облапошившему сотни, повсюду мерещился обман. «Хочешь меня обхитрить, ха-ха, – говорил он, бережно складывая в сейф купюры. – Хер тебе! Видал я таких – с наполеоновскими планами и слюнявыми просьбами». Он оставался хищником, и в людях по-прежнему видел только добычу. Неудачи лишь слегка сбили с него спесь, но своих авторитарных привычек он не растерял. Ему все так же казалось, будто мир (ну, хотя бы район) вертится вокруг него.

Впрочем, к боссу все еще относились с уважением. Время стерло зубы старого волка, но из молодых волчат он запросто выгрыз бы кишки. Это знали, и этого боялись.

Он носил на руке дорогие часы и разъезжал в дорогом автомобиле. Так было нужно. Роскошь тоже бывает необходимостью. Он регулярно летал в жаркие страны, и хвастал этим перед знакомыми. Ему приветливо улыбались в ресторанах, ему дружелюбно пожимали руку на улице. Те, кто не знали его хорошо, думали примерно так: «Славный человек. Приветлив, приятен в общении, видел жизнь без прикрас. Дает умные советы. Тревожную душу успокоит, а зарвавшегося наглеца поставит на место. Всегда сдержан и рассудителен. Имеет связи и готов прийти на помощь. Про него всякое болтают, но он живет в жестоком мире и не может поступать иначе. Невинному-то он вреда не причинит. А анекдоты рассказывает такие, что все по полу катаются. И беседу в компании поддержать умеет. Для каждого ключик подберет. Разговорит даже немого. Хороший старик».

Девяностые были эпохой легенд. Эхо тех легенд слышалось и на заре нового века.

Молва утверждала, будто однажды Старуха узнал, что среди платящих ему дань таксистов работает больной раком мужичок. Он освободил недужного мужичка от выплат, и слухи о милосердии и человеческом участии Старухи наполнили город. Мало кто знал, что, отпустив с миром одного, Старуха переложил ношу отпущенного на другого – молодых ребят, собирающих деньги с таксистов, он обязал приносить ему деньги за больного. Старуха был щепетилен даже в мелочах.