Киберрайх - страница 11
– Вау, – выдавливает из себя Арнольд. – Действительно, дивный новый мир.
– Не сравнить с реальностью и ее опасностями, страданиями и дефицитом товаров, блеклыми оттенками на усталой радужке глаз, – подлетает к нему Маклейн. – Все чудеса мира, заботливо залитые в самые уязвимые части сознания. Триллионы ярчайших цветов. Мимо такого невозможно пройти. Vive le Reich.
Весь тот час, что рейх запускает ракету, а Дональд и Энтони обучают неофита виртуальной реальности, другие два члена группы готовят секретный рум для восстановления памяти.
Виртуальный Ким топчется возле кресла, которое могло бы стоять в концлагере. Он предполагает, что частичное воссоздание ситуации в момент стирания памяти поможет этой памяти быстрее вернуться. Гай перечитывает приемы гипноза, которые Алан спрятал для них в этом руме. Держать столь опасные вещи в реальности, где любой фриц может тебя обыскать, – безумие. Вот и приходится переносить свои заговоры в мир Киберрайха, как бы странно это на первый взгляд ни звучало. Только там они могут быть в безопасности. Относительной, разумеется.
– У нас все готово, – шепчет Ким, и Энтони его слышит.
Хранитель зала виртуальной реальности еще раз оценивает обстановку вокруг – посетители пускают слюни из-под ки-шлемов, а значит, пребывают на седьмом небе от счастья, гестаповцы все еще смотрят трансляцию. Ракета уже взлетела, но еще не вышла в открытый космос и не послала сигнал. Время стремительно подходит к концу, но у заговорщиков все готово.
В новом, еще более тайном руме к Киму и Гаю присоединяются Дональд и Арнольд. Трое англичан и еврей встречаются в виртуальной комнате концлагеря, и это не начало скверного анекдота. Сходство с настоящим лагерем смерти поверхностное, потому как обычным людям ничего доподлинно о лагерях неизвестно, а те, кому известно, либо доживают последние дни, либо вырываются на свободу с выжженной до бела памятью.
Арнольда усаживают в виртуальное кресло, и Берджесс начинает сеанс гипноза. В обычной жизни он мог бы разве что убедить девушку провести с ним почти прекрасную и с натяжкой незабываемую ночь, но в Киберрайхе он всесильный психиатр, ведь доктора Фрейд и Юнг уже сделали все за него. Сознание подопытного раскрыто, сигналы поступают в незащищенные части разума. Знай себе делай все по инструкции.
Берджесс произносит нужные фразы и Арнольд начинает проваливаться на следующий уровень воображения. Одна небольшая фантазия внутри всеобщей, ничего технически сложного.
– Я представляю себя ребенком, – повторяет он за Дональдом.
– Теперь ты студент. На кого учишься?
– На архитектора.
– Хорошо. После Великой войны нужно очень многое отстраивать.
– Увы, работать по специальности мне удается недолго.
– Почему?
– К власти приходят фашисты, – бормочет Арнольд. Либо это какая-то хитрая игра, либо к нему возвращается память. – Австрия первой присоединяется к дивному новому миру рейха, и я теряю работу.
– Потому что вы еврей?
– Да. Они отвозят меня в лагерь Шушольц. Там много евреев и славян… Там… О господи! Ой-вей! Отец Авраам! – Арнольд начинает брыкаться, словно его голову разрывает напором чудовищных воспоминаний из подключенного к ней брандспойта. Он плюется, как маститый актер, играющий по Станиславскому.
Это уже не часть плана.
– Надо его выводить! – мысленно кричит Гай.
– Я пытаюсь! – шепчет в ответ оператор.
В реальном мире распластанный в кресле Арнольд Дейч начинает махать руками и переключает регулятор частоты на шлеме сидящего возле него Кима Филби. Последнее, что видит Ким, – содрогающиеся образы Дейча и двух своих друзей, которые пытаются успокоить его перед выходом из симуляции. Комната в концлагере разрывается вместе со временем и пространством, и глазам Кима предстает странная бревенчатая изба с красным стягом в углу, портретами Ленина и Сталина на стене и большой русской печью. Напротив Кима плывет образ девушки, которую он никогда не встречал, а потому не может обрисовать ее точный портрет. Он ощущает ее пока только чувствами. Эмоциональный отпечаток красавицы всей своей трудовой мощью ложится на испуганное сознание Кима. Его собственные нейроны находят в образе что-то близкое и даже родное, чего не хватало в реальности, но к чему парень всю жизнь стремился. Довершает картинку голос девушки, словно материализующийся из мягкого русского воздуха.