– Помогите! – стонет она.
– Кто ты?
– Вера. Мои родные…
Привыкший смотреть в одну точку Ким начинает оглядываться по сторонам. Образ избы и печи ожидаемо перемешивается с флагами и вождями, но это не мешает опытному кибертуристу разглядеть трупы людей на полу. Вся изба завалена их хотя и коммунистическими, но очевидно мирными телами, и это повергает Кима в еще больший шок. С улицы слышится привычная за год оккупации немецкая речь. Фрицы явно что-то замышляют, и вот уже окна облизывают языки пламени и стекла трещат, как щепки.
– Вы разве не видите, что происходит? – рыдает девушка Вера. Ее английское произношение сурово, как голос «Московского радио», вещающего за рубеж.
– Я… Я… Вы в России?
– Да. На Смоленщине.
– Но как?.. Разве Сталин не запретил кибернетику?
– Запретил. Нашу страну не накрыли виртуальные развлечения, и Геббельс не смог промыть нам мозги, как остальным европейцам. Поэтому наш народ сражается, – говорит Вера. Пламя уже окутало всю избу. Это такой виртуальный образ штурма запретной комнаты цифровым гестапо. – Но мы в зоне оккупации, а здесь внедряется Киберрайх. Вот откуда у нас ки-шлемы.
– Кто вы? Вас много?
Судя по огню, времени чертовски мало. Ким машинально пытается посмотреть на часы, но его рука аморфна и ничего, кроме буйства горящих красок, этот выпад не вызывает. Его начинает подташнивать.
– Раньше нас было много, – вздыхает Вера. – Теперь почти все убиты или отправлены в концлагеря. А я блуждаю между частотами в поисках помощи.
Ким растерян. Счет идет на секунды, да и товарищи по английскому братству уже пинают его по ногам. У них явно что-то стряслось. Может, этот огонь – не осада Вериного рума, а штурм зала виртуальной реальности в Кембридже? Самый настоящий, реальный штурм. В пользу этой теории говорят крики и грохот падающих кресел на периферии сознания. Может, поэтому оно и рисует огонь, ведь это самый простой способ уничтожить избу, а значит, и всю фантазию? Таким образом инстинкт самосохранения пытается закончить сеанс связи. Все происходит крайне логично, по правилам настоящего сна.
– Разве они не заставляют вас работать на заводах, пуская взамен в Киберрайх?
– Что? Нет! Мы лишены этой участи. Они истребляют всех, понимаете? Несметные концлагеря от Днепра до Рейна. Вы англичанин, ведь так?
«Поняла по моему идеальному кембриджскому», – успевает подумать Ким на почве появившегося в студенческие годы непримиримого соперничества с Оксфордом.
– Расскажите своей общественности про концлагеря! Расскажите американцам! Покажите им наше видео, – продолжает Вера. – Вы производите для немцев оружие! Мы не можем сдержать их орды! Хотя бы не помогайте им, я прошу! А лучше встаньте и бейтесь!
Ким чувствует, как кресло уходит из-под него, а потом он больно падает на пол. Чьи-то руки собираются стянуть с него шлем.
– Ждите меня, Вера, я вернусь за видео! – кричит он. – На какой вы частоте?
– 3058 на 2100, – отвечает она, и мысли парня захлопываются.
С него так резко срывают шлем, что он теряет сознание, а сердце на пару секунд замирает. Не зря техника безопасности требует медленного выхода из мира грез. Именно поэтому в каждом зале находится оператор виртуальной реальности. Но в данный момент оператор, а по совместительству друг Кима Филби занят отключением электричества и уничтожением документов, способных вывести на их след. Дональд Маклейн в порыве моральной ответственности за еврея, которого приютил, закрывает собой Арнольда Дейча и, прячась за колоннами, ведет его к черному выходу, а Гай Берджесс пытается привести Кима в чувство, попутно сооружая из кресел непреодолимый для фрицев барьер. Звуки стрельбы, сначала тихие и далекие, нарастают по мере возвращения Кима в сознание.
