Большую часть чемодана занимала прямоугольной формы истлевшая деревяшка, сильно похожая на раму от картины. Кое-где к дереву были прикреплены тускло поблескивающие пластинки с плохо различимыми узорами. Все остальное пространство чемодана занимали маленькие кругляши, с неровными, словно обкусанными краями. Кругляшей было много, очень много, не меньше полутора сотен. И деревяшка с пластинками, и кругляши, все это было покрыто налетом глубокой старины, если не древности.
– Это… золото, дед? – почти шепотом спросил Потапов.
– Оклад, похоже, из серебра, а все остальное золото.
– Так, получается, все это правда?! – Потапов растерянно уставился на деда.
– А ты что думал? Стал бы я битый час тебе сказки рассказывать!
– Подожди, – Потапов встал и заковылял в ванную, – нога разболелась.
В ванной, вместо ноги он сунул под ледяную струю свое пылающее лицо. Хоровод беспорядочных мыслей, словно снежинки в пургу, крутился в голове. «Господи, неужели это правда?!» – вопросил Потапов свое отображение в зеркале. Человек с мокрым, растерянным лицом испуганно посмотрел на него. Потапов не мог поверить, не мог осознать, что за эту минуту, пока он пялится на себя в зеркало, его жизнь стала другой. Точно так же как и тогда, на горной афганской дороге, когда он под ржавым брюхом бэтээра стаскивал с ноги окровавленный располосованный штыком сапог. Только тогда жизнь круто покатилась под гору, а сейчас, похоже…
Вернувшись на кухню, он обнаружил «русского Шлимана» спящим на табуретке, свесившим голову на грудь и пускающим пузыри из полуоткрытого рта. Старая карта с ятями небрежно валялась посреди стола, в окружении пустых стопок, недопитой бутылки и изломанного батона.
Осторожно, чтобы не разбудить деда, Потапов снял со стола чемоданчик и взял маленький, первый попавшийся под руку кругляш. После чего тихо выскользнул из квартиры…
Через полчаса он торопливо шел по измайловской барахолке, напряженно выискивая кого-то в длинной шеренге лоточников. Перед одним из лотков, с немецкими касками, крестами и посмертными медальонами, он остановился, судорожно сжал в кармане монетку и решительно шагнул вперед:
– Здорово, гробила! Давно не виделись.
* * *
Предложение стать «гробилой», полученное Соломатиным несколько лет назад, не сильно его удивило.
После Афганистана его вообще мало что удивляло. Все удивления, переживания, сомнения и надежды навсегда остались там, «за речкой». Как и многое другое и многие другие.
Не подвергая себя мучительным раздумьям, он лишь уточнил, что от него конкретно требуется и сколько его услуги будут стоить.
Перспектива ковыряться в земле его не смущала. В Афгане ковырялся задаром, да еще рискуя жизнью, а здесь та же самая работа, только за хорошие деньги. Которые, к тому же, ох как не помешают выброшенному на помойку жизни офицеру. Да и работа, если честно, не особо пыльная. Ни мин тебе, ни снарядов, ни бомб, ни прочего железа и пластика, имеющего свойство взрываться. Есть, правда, своя специфика, но человек ко всему привыкает быстро.
«Гробилы» были всегда. На протяжении тысячелетий они охотились за всем тем, что человечество либо потеряло, либо сознательно спрятало. Они разграбили древнеегипетские пирамиды, выпотрошили скифские курганы и добрались до погребенного под многокилометровой толщей воды «Титаника». Их не останавливало и не остановит никто и ничто. Ведь золотая цепочка из скифского кургана и вилка с «Титаника» ценятся одинаково высоко. На любом аукционе люди готовы платить огромные деньги именно за вилку с «Титаника» и именно за цепочку из скифского кургана. А раз есть спрос, то всегда будет и предложение. Поэтому всегда были и будут «гробилы», этот самый спрос удовлетворяющие.
