– Подожди, – собираясь с мыслями, Соломатин потер виски. – Ты это серьезно?
– Такими вещами разве шутят? – обиделся Потапов.
– Мне надо подумать, – растерянно забормотал Соломатин. – Все как-то неожиданно…
– Как чего надумаешь, звони. Телефон старый, – Потапов, жадно, словно мучимый жаждой диабетик не допил, а заглотил остающееся пиво и унесся прочь, бормоча что-то насчет «незаконченных дел» и какого-то «брошенного деда». Его всклокоченная голова, растрепанным парусом мелькнула среди разношерстной измайловской толпы и пропала, оставив Соломатина в тягчайшем замешательстве. Оставив, к радости местных алкашей, недопитое пиво, он, сильно озадаченный и погруженный в воспоминания, отправился домой.
Ночью он долго не мог заснуть. Как лунатик, бродил он по пустой, темной квартире, непрерывно куря и бесконечно прокручивая в памяти разговор с Потаповым. Каждый раз при этом вытаскивая из ящика письменного стола маленький невзрачный кругляш, пристально и долго его разглядывая.
Сколько Соломатин не ковырялся в земле, никогда еще он не находил ничего похожего. Да, ему частенько попадались старинные монеты, но такие – никогда. И никто из его знакомых, Соломатин был в этом уверен, не видел ничего подобного. В связи с этим, сам собой возникал один не просто интересный, а интересный до крайности вопрос: смертные немецкие медальоны стоят сто долларов за штуку, железный крест – триста баксов, старинное колечко из фамильного склепика тянет иногда на целую тысячу-полторы. Так сколько же стоит такая монетка, если учесть, что таких на рынке нет вообще? Нет даже ничего похожего!
И уж совершенно очевидно, что появляться на рынке с такой монеткой не стоит. С таким же успехом на рынок можно притащить шапку Мономаха или древнеегипетскую мумию.
Но что же с ней делать?
У каждого серьезного «гробилы», как у акулы, есть свои рыбы-прилипалы. Ценители старины вьются вокруг «гробил» в надежде отхватит какой-нибудь лакомый кусок. Они редко появляются на рынках, залежи смертных медальонов и железных крестов их не интересуют, но зато всегда с нетерпением ждут возвращения «гробил» из очередной «командировки». Их преданности можно позавидовать; не каждая верная жена ждет мужа с таким нетерпением. Коллекционеры-прилипалы назойливы: не успеет «гробила» смыть с себя многодневную грязь, как они уже осаждают его – звонят, заходят, якобы случайно, в общем, достают по полной программе. Но иногда они действительно бывают необходимы…
В серых, мутных предрассветных сумерках Соломатин докурил последнюю сигарету, устало повалился на кровать и тут же заснул. Старая армейская привычка моментально выключаться, едва голова коснулась подушки…
* * *
Широко известный в узких кругах, нумизмат со стажем Борис Аркадьевич Лёвкин поначалу не поверил своим глазам. Еще полчаса назад, пробираясь сквозь забитый пробками центр Москвы, он и представить не мог, какой сюрприз его ожидает. Конечно, он рассчитывал на нечто интересное и необычное, иначе Соломатин не позвонил бы ему, но увиденное превзошло все его ожидания.
– Миша, дорогой мой, – он поднял на Соломатина огромные за толстыми линзами глаза, – вы что, музэй ограбили?!
Борис Аркадьевич любил старосоветский язык. Язык его молодости. Поэтому частенько музей у него становился «музэем», верх «верьхом», а дебил «дэбилом».
– С чего вы взяли, Борис Аркадьевич? – Соломатин довольно усмехнулся.
