Клава и Александр - страница 4



– Что-о? – не понял мужчина.

– Хватит. Тебе самому не надоела эта комедия?

– Комедия?! – ощерился рот.

– У меня болит голова, я пойду, лягу. – Сделала она попытку встать. Он схватил ее за руку:

– Никуда ты не пойдешь! – Резким движением заставил ее сесть. – Значит, все, что я говорю комедия, комедия! Нет, меня просто поражает такая удивительная черствость и неблагодарность. А ты вспомни, вспомни, кем ты была до знакомства со мной. У меня голова болит, я пойду, прилягу – он неудачно ее передразнил.– Барыню из себя разыгрываем. Забыла, как коровам хвосты крутила, лимита несчастная?!

Ни один мускул не дрогнул на лице женщины. Слишком много было ударов, она научилась стойкости. Сидела тихо или, подбирая слова, или не желая реагировать. Но, предательская слеза все же проникла в глаз, и руке пришлось к ней прижаться. Мужчина продолжил, не обращая внимания на эту мелочь:

– Права была мама, когда говорила – подумай Алешенька, подумай, на ком женишься. У этих провинциалок одно на уме – в городе как-нибудь зацепиться. Задурила тебе голову, а ты и рад. Потом прозреешь – поздно будет.

– Ну, что же ты?! – женщина не вытерпела, ее голос стал громче, и она начала платить мужчине той же монетой. – Что же ты не звонишь своей мамочке дорогой, Клавдии Игнатьевне?

Она встала с дивана и пошла к нему, указывая дрожащей рукой на телефонный аппарат.

– Звони, она тебя пожалеет. Алешеньку своего…

– Не смей трогать мать!

– Да, мамочка у нас главная, мама то, мама се. Без мамочки мы никуда, а что мамочка скажет? Даже дочь мы Клавой назвали в честь твоей мамочки дорогой!

Мужчина стоял, сжав кулаки, лицо его было пунцовым от напряжения.

– Стерва!! – вырвалось из него. – Прочь с глаз моих!

Женщина ринулась из зала, но в коридоре резко остановилась, голос стал спокойнее:

– Я уйду от тебя Алексей.

Тот, не оборачиваясь, только махнул рукой в ее сторону.

Женщина прошла в спальню, не раздеваясь, упала лицом в подушку и дала слезам волю.

Клава подошла к двери, прислушалась. Вроде бы кто-то кричал, но может показалось. Родители явно были дома, но как всегда она не стала нажимать на кнопку звонка, а воспользовалось своими ключами.

Ключ легко повернулся в замке. Дверь открылась с легким скрипом. Клава осторожно, не спеша, даже с опаской осмотрела через открывшуюся щель прихожую. Медленно вошла и захлопнула дверь. На границе прихожей и зала стоял растерянный отец.

– А, это ты – сказал он безучастно и махнул руками в стороны.

Поясок его халата развязался, полы свободно болтались из стороны в сторону. В руке он держал смятую газету. Волосы его были растрепаны, стоял он какой-то нерешительный и вообще, имел жалкий вид. Так выглядит человек удивленный и до конца еще не пришедший в себя после неожиданного удара. Он поддался вперед, губы сомкнулись, как бы в преддверии слова, но что-то его остановило. Посмотрел на смятую газету и пошел, расправляя ее, в направлении кресла.


Клава разулась, сняла пальто и берет. Ей казалось, что она чувствует каким-то непонятным органом тягостную, неприятную атмосферу, поселившуюся на тот момент в квартире. Это чувство было ей знакомо. Она представляла его себе образно. Как будто жирные, черные пятна осели на стенах и медленно, вытягиваясь, сползают вниз. Как ни странно, это ее трогало мало, она уже привыкла. Человек, видимо, ко многому привыкает.

Надев коричневые шлепки, она пошла в ванную, умыться. Долго мылила руки, мыслей в голове не было. Выйдя из ванной, Клавдия услышала тихие всхлипы, исходившие через открытую дверь из находящейся близко спальни. Она осторожно открыла дверь и тихонько, на цыпочках вошла в комнату взрослых. Мама лежала на животе, уткнувшись лицом в подушку. Ее тело время от времени несильно вздрагивало. Отойдя недалеко от порога, Клава остановилась и в нерешительности посмотрела на дверной проем. Потом подошла ближе и положила руку на правое плечо матери. Та перестала вздрагивать, немного успокоилась. Щелкнул механизм часов в зале, металлическая мелодия проиграла восемь тактов. Мать положила, не поворачиваясь, свою ладонь поверх ладони дочери и несколько раз слегка похлопала ею. Потом уперлась в кровать руками и со вздохом поднялась и присела на край. Тушь немного потекла, но много мокроты на лице не было, веки почти не припухли. За все время не было сказано ни слова. Мать посмотрела на дочь, хлюпнула в последний раз, утерлась рукой. Выдвинула ящичек тумбочки, достала оттуда салфетку и стала вытирать остатки слез и растекшуюся тушь.