Парадокс психиатрии в том, что в её распоряжении нет ни одного достоверного инструментального метода диагностики. Ни анализы крови, ни МРТ, ни ЭЭГ – практически ничего не даёт информации о наличии или отсутствии психического заболевания. Всё, чем располагает врач – это беседа. Разговор с пациентом. Иногда – разговор с его близкими.
Это значит, что качество диагностики напрямую зависит от контакта. Один и тот же пациент может раскрыться одному врачу и полностью закрыться перед другим. Может говорить одно с первым, другое со вторым, а с третьим – вообще не заговорить. Всё субъективно. Поэтому в психиатрии крайне важно наблюдать, слушать, чувствовать, выстраивать контакт.
Беседа с родственниками часто даёт важную информацию – но и она может быть предвзятой. Родственники могут быть не менее дезадаптированы, чем сам пациент. Иногда они заинтересованы в госпитализации – чтобы «убрать» сына или дочь и не заниматься ими. Иногда, наоборот, они всеми силами мешают лечению – запрещают пить таблетки, обижаются, манипулируют. Очень часто у психиатров в практике возникает ощущение, что «родители сумасшедших пациентов – ещё более сумасшедшие».
Наблюдение – второй инструмент психиатра. Он смотрит, как человек выглядит, как говорит, как строит фразы, как отвечает. Именно наблюдая за речью и поведением, можно заметить разорванность мышления, непоследовательность, эмоциональную плоскость, бредовую насыщенность. Есть характерные речевые паттерны, которые сразу указывают на шизофрению: вычурные описания, неадекватные аналогии, словесная каша.
Простой пример. Если попросить сравнить птицу и самолёт, человек с невысоким интеллектом скажет: «птица машет крыльями, а самолёт нет». Это просто. А вот шизофреник начнёт: «Птица не бомбит города… но если её специально обучить…» – и завернёт в такие дебри, из которых уже не выбраться. Наблюдать за этим – один из лучших способов понять, что перед вами человек с нарушением мышления.
Как выглядит психиатрическая госпитализация «изнутри»?
Человек в остром состоянии – шокирован. Представьте: вы – успешный директор, у вас случился срыв, вы сами приходите в стационар за помощью. И вот вы сдаёте телефон, одежду, остаётесь без связи, без еды, в больничной пижаме. Заходите в палату, где свернутый матрас, сетка-кровать, и навстречу вам выходит пациент с одутловатым лицом и гнилыми зубами: «Чё, новенькая, что ли? Мы тебя ночью ебать будем». Это реальная история. И это шок. Даже если потом ничего не происходит – человек в панике просится домой.
И вот родственники, которые ещё на днях вызывали скорую, потому что он их чуть не убил, видят его через несколько дней – после капельниц, в стабильном состоянии. Он уже спокойный, доброжелательный, говорит: «Заберите меня отсюда, здесь ужас». И они забирают. А психоз вскоре повторяется. И начинается цикл: стационар – улучшение – выписка – срыв – альтернативщики – снова стационар.
Именно поэтому психиатры настаивают на госпитализации при первом обострении. Потому что только наблюдая за человеком хотя бы две недели, можно увидеть реальную картину.
Нередко пациенты мобилизуются на короткое время. Когда приезжают санитары, а дома буйный псих разбивает мебель, он вдруг становится вежливым: «Здравствуйте, всё хорошо». Удивительно, но факт: даже в психозе человек может на 5 минут собрать волю в кулак, чтобы «не попасть».
