И не определен ли человеку
срок на земле, и дни его не то же ль,
что дни наемника? Как жаждет тени
последний раб, и как наемник ждет
работы окончания своей,
так суетные месяцы в удел
я получил, и горестные ночи
отчислены мне. И когда ложусь,
я говорю: «Когда-то встану я?»
А вечер длится и вплоть до рассвета
ворочаюсь я досыта на ложе.
Одето тело у меня червями
и в пыльных струпах; кожа у меня
и лопается, и гноится. Дни
мои бегут скорее челнока
и завершаются без упованья.
Припомни: дуновенье – жизнь моя,
и око у меня не возвратится,
чтобы увидеть доброе. И если
Твои восставишь очи на меня —
и нет меня. Редеют облака
и исчезают; так на свет не выйдет
нисшедший в преисподнюю, домой
не возвратится, и не будет место
его и знать его. Не буду уст
удерживать моих; заговорю
в стесненье духа моего; и буду
роптать я в горести души моей.
Ужель я море или я морское
чудовище, что надо мною Ты
поставил стражу? И едва помыслю,
что принесет постель мне утешенье,
что горести мои изымет ложе, —
как устрашаешь снами Ты меня,
как Ты меня виденьями пугаешь.
И лучше прекращения дыханья
душа моя желает, лучше смерть,
чем сбережение костей моих.
Мне жизнь противна. Жить не вечно мне.
Так отступи же от меня навек,
ведь дни мои есть суета сует.
Что значит человек, что Ты так ценишь
его и обращаешь на него
внимание Твое, и каждый день
его Ты посещаешь, и его
испытываешь каждое мгновенье?
Доколе же меня Ты не оставишь,
доколе от меня не отойдешь,
доколе Ты не дашь мне проглотить
слюну мою? Когда я согрешил,
что сделаю Тебе, страж человеков?
И для чего поставил Ты меня
противником Себе, так что я в тягость
Тебе же Самому и стал? Зачем бы
греха мне не простить, зачем не снять
все беззаконие мое с меня?
И если лягу в прахе я, то завтра
меня поищешь – а меня и нет».
