Возвращение в Петербург, правда, поставило все с ног на голову: Констанция будто вернула себе не только родной город, но и частичку прежней себя. Мама после одного из телефонных разговоров заметила “напряжение и нерв”. Пришлось объяснить это нездоровой питерской атмосферой. Не хотелось признаваться маме и, главное, конечно, себе в том, что все старания по созданию себя шаг за шагом развеялись прахом. До свидания, равнодушное спокойствие. Здравствуй, нервная Констанция, желающая всем что-то доказать, ожидающая от себя и от других только идеального выполнения всех задач.
– Единственное, что меня беспокоит, это то, что ты слишком много разговариваешь, – сообщила Констанция стажеру, не глядя в его сторону.
Он вздохнул и далее не проронил ни слова, пока они не оказались у выхода из парка.
– Ну что, едем к Свете? – уточнил Аврелий, пока Констанция разбиралась с приложением на телефоне.
– Да, я уже вызвала такси, – бросила она.
Он хмыкнул.
– Что ж… тогда встретимся там.
И многозначительно прокрутил брелок от автомобиля между пальцами.
Констанция опустила руку с телефоном. Он обаятельно улыбнулся. Позер.
– У тебя глаза такие… – проговорил вдруг изумленно Аврелий, чуть склоняясь к ее лицу, словно увидел впервые.
Только этого не хватало! Она уже приготовилась прочитать отповедь, чтобы этот пижон и думать забыл о заигрываниях на рабочем месте. Но Аврелий продолжил:
– …как будто хочешь уничтожить все живое. Это наследственное или верхнее веко опустилось со временем и стало мимической привычкой?
Она не отрывала взгляда, и Аврелий неловко прочистил горло. Констанция подняла руку и, не глядя на экран телефона, нажала кнопку:
– Я отменила такси. Едем на твоей машине.
Аврелий почтительно склонил голову и приглашающе протянул руку в сторону пешеходного перехода. Черный спортивный седан ждал хозяина на парковке библиотеки и смотрелся весьма эффектно в свете оранжевых фонарей.
Галантно открыв Констанции дверь, Аврелий затем ловко запрыгнул на водительское сидение и завел машину. По панели управления побежали голубые огоньки.
– Кто тебе ее подарил? – спросила Констанция, пока за окнами мелькали аккуратные сталинки.
– Почему ты решила, что это подарок? – уточнил Аврелий, играючи поворачивая руль одной рукой.
В голосе его не было ни оскорбленных ноток, ни возмущения – только любопытство.
– Я видела бренд, – пояснила Констанция, коснувшись ворота отданной ей толстовки там, где располагалась бирка. – Это массмаркет, как и кроссовки. Телефон хороший, но не последней модели. Сама машина, судя по состоянию салона, тоже не новая, хотя ты и пытаешься поддерживать ее в хорошем состоянии. Значит, не можешь позволить себе просто поменять. Могла бы быть история с неподъемным кредитом, но понтоваться машиной, не беспокоясь о других атрибутах роскоши – нетипично. Сам автомобиль выглядит довольно просто, без наворотов, значит концепцию “персонаж из Форсажа, помешанный на тачках”, тоже отметаем. Суммируя: живешь по средствам, авто не вписывается. Кем ты работаешь?
Аврелий хмыкнул, свет фонарей на его лице то высвечивал желтым приятные, располагающие к себе черты, то погружал в чернильно-синюю тьму.
– Машину купили родители, когда я учился в университете. Они меня вообще жутко баловали: лучшие игрушки, брендовые шмотки, в отпуск бизнес-классом. Часто жаловались, что уже не знают, что мне дарить на праздники. На выпускной в универе придумали классный варик: я получил новость о том, что они больше не будут меня содержать. Кроссовки с тех золотых времен поизносились, а вот машина еще жива, – он любовно постучал по рулю. – А работаю я теперь книжником.
