Она не просто была отражением его мира, она – его антипод. Там, где он носит броню из холодного расчета и жестокости, она – словно призрак надежды, едва уловимый и пугающий одновременно. Ему казалось, что ее сила не в кулаках или словах, а в умении не потерять себя там, где он уже давно сломался.
Он видел, как она двигается – с той легкостью, с которой он привык проникать в самые охраняемые системы. Но в ней не было цинизма. В ее взгляде было обещание, которого он боялся: что можно быть иным.
И это одновременно раздражало и притягивало. Потому что в глубине души он знал: эта девчонка может стать тем светом, который не даст ему окончательно раствориться в тени. Но готов ли он к этому свету? Или уже слишком привык к темноте?
Когда успехи Рема вышли за рамки одной отрасли, внимание привлек человек, которого на совещаниях называли просто «дед». Его имени не найдешь в публичных списках – он тот, кто тайно управляет взлетами и падениями корпораций. Именно он дал добро на назначение Рема, словно опытный генерал, передающая командование новому полководцу. С этого момента началась новая глава – его реинкарнация.
Этот «дед» – не просто тень за спиной, а сама причина, по которой игра меняется. Его решения не объявляют на пресс-конференциях, но именно они куют судьбы империй и ломают хребты конкурентов. Для него Рем был не просто кандидатурой – это была ставка, тщательно рассчитанный ход на шахматной доске, где каждый ход – жизнь или смерть.
Теперь у него в руках не просто цифры – он держит за горло медиа, политиков, агентов, чью лояльность не купишь деньгами, но можно вылепить и закрепить. Он собрал свою армию – тех, кто боится не смерти, а его молчания. Тех, кто пойдет за ним хоть в ад, потому что он уже оттуда вернулся.
И все же… иногда он ловит себя на мысли: а что, если в тот день он не поднял руку? Если остался бы просто мальчишкой из приюта, томящимся за окнами в иллюзорную свободу?
Но мысли – это роскошь слабых. Он выбрал другое: холодный расчет вместо детских грез, власть вместо надежды. Здесь нет места слабостям – только жесткий порядок, от которого не отступают.
Поезд едва замедлил ход, как на перрон вышел Кан Енмин – его зарубежный партнер, вице-президент, чье имя звучало на совещаниях с вкрадчивым почтением, но чье прошлое было грязью, которую предпочитали подчищать за закрытыми дверями.
– Прошу, господин президент, я бесконечно рад видеть вас в полном здравии! – сказал Кан с натянутой улыбкой, раскрывая ладонь, словно приглашая к игре.
Рем пожал руку – сухую, шершавую, с неестественной теплотой, скрывающей человека, который слишком часто переходил черту, притворяясь, что просто ведет бизнес. Каждый его жест был излишним, как плохо отрепетированная сцена, где актер пытается убедить публику в искренности. Но Рем не был зрителем.
– Благодарю за приглашение, господин Кан Енмин, – голос Рема звучал мягко, почти вежливо, но в нем проскальзывал холодный металл. Он ответил улыбкой, зеркально повторившей выражение собеседника – настолько точной, что стала предупреждением сама по себе.
– Ваш визит, несомненно, придаст вес нашей сделке, – спокойно сказал Рем, не отводя взгляда. – Но знаете, в нашем деле слова стоят меньше, чем действия.
Кан мягко улыбнулся, но глаза не расслабились.
– Конечно, президент. Я всегда ценю прямоту. Мы говорим о будущем, и в этом будущем каждый шаг должен быть выверен до миллиметра.
