Код из лжи и пепла - страница 16



Он тяжело вздохнул, словно я отняла у него маленькую радость, но медленно и неохотно подчинился, стер запись с экрана. Я захлопнула багажник с глухим, уверенным звуком – будто запирала не просто ящик, а весь тот шум минут, что прошли: стук сердца, напряжение, холод прицела. Все.

– Все равно это было красиво, – пробормотал он, кивая в сторону пустого поля за поездом. – Не знаю, жутко мне или горжусь.

Я молчала, стояла, ощущая, как мир медленно возвращается к привычному ритму, как адреналин уходит, оставляя странное, густое спокойствие.

Многие из тех, кто сидел в том вагоне, даже не поняли, как близко их жизни прошли от грани. Всего одно дрожание пальца. Один вдох. И все могло быть иначе. Но я оставалась в тени. Там, где мне и место.

Однако сердце все равно колотилось слишком громко, напоминая: даже самый точный выстрел не отменяет хаос этого мира. И иногда именно этот хаос стоит у тебя за спиной, глядя прямо в лицо.

Арон снова хлопнул багажник, проверяя, не решит ли винтовка внезапно выскочить и устроить праздник без приглашения.

– Честно, Айя, если бы ты чаще улыбалась, я бы поверил, что ты не робот с функцией «хладнокровное убийство».

Я косо глянула на него.

– Если бы ты чуть чаще думал, я бы начала верить, что у тебя не каша между ушами.

Он расхохотался и хлопнул себя по бедру.

– Вот она, моя ледяная младшая госпожа. Прямо сказка. Только без принца и с прицелом.

– А ты, видимо, считаешь себя шутом при дворе, – пробормотала я, пристегивая ремень на рюкзаке. – Жаль только, что вместо короны у тебя эго величиной с купол Святого Павла в Лондоне – огромный, громоздкий и претенциозный.

– Я бы возразил, – прищурился он. – Но тогда ты снова кинешь в меня фразой про «лишнюю головную боль». А у меня, между прочим, чувствительная душа.

– Чувствительное у тебя только место, куда бьют, когда слишком много болтаешь.

Арон натянул обиженное лицо, театрально приложив ладонь к груди.

– Как ты можешь быть такой жестокой? Я же практически спас тебе жизнь в Мумбаи.

– Ты случайно уронил взрывчатку на охрану, – спокойно ответила я. – Это не героизм, а… – я задумалась на мгновение, – сюрреалистичная глупость с удачным исходом. Бывает.

Он покачал головой, усмехаясь:

– Ты все помнишь, да? Даже спустя три года.

– Я снайпер. Мне за это платят, – бросила я взгляд в его сторону, уже направляясь к машине. – Помнить. Видеть. Запоминать. Особенно чужие ошибки.

Он шагнул ко мне, наклонился чуть ближе, глаза блестели:

– Тогда, по идее, у тебя должен быть целый архив с моим именем.

Я остановилась у двери, повернулась и улыбнулась – не искренне, но достаточно, чтобы он понял, что подкол прошел.

– Архив? Нет. У меня отдельная папка: «Слишком громкий, но иногда полезен».

Арон выдохнул, подняв руки вверх.

– Ладно, ладно, сдаюсь. Ты победила. Опять. Но признайся: без меня твои будни были бы куда скучнее.

Я села в машину, уже собираясь захлопнуть дверь, но остановилась, повернулась и бросила:

– Может быть. Но скука не ломает приклады и не светит телефоном с уликами. Подумай об этом.

С глухим хлопком дверь закрылась, и я увидела, как Арон, прищурившись, все-таки чуть улыбнулся.

Я смотрела, как Арон обходит машину, и мысли сами понеслись назад – в те дни, когда он был не просто телохранителем, а настоящим щитом и мечом моей жизни. Мы прошли через многое. Иногда операции казались почти невыполнимыми: ночные погони, тайные встречи под ливнем, бесконечные дозы адреналина. Сейчас, оглядываясь назад, я улыбалась – именно той улыбкой, что бывает у тех, кто знает цену выживанию.