Это был не пассажир. Это был вектор внимания.
Старая школа. Старые методы. Все еще в ходу. Но не с тем, кто учился выживать среди тех, кто стреляют сразу после рукопожатия. Рем знал такие устройства наизусть. Как и тех, кто их носит.
Сердце на миг сбилось с ритма. Один удар вне такта – почти незаметный сбой в идеально отлаженном механизме. Но лицо Рема осталось прежним. Хладнокровие стало кожей. Привычная, плотная маска, что не трескалась даже под выстрелами.
Мужчина не читал. Он наблюдал. И делал это слишком точно, слишком размеренно. Взгляд не задерживался – он скользил, возвращался, сверял. Как датчик, считывающий температуру в помещении, где каждый гость – потенциальный пожар.
От Рема к Кан Енмину. От Енмина к охраннику у выхода. Затем – к зеркальной панели на потолке. Пауза. И снова назад.
Это не зевакa. Не искатель сенсаций. Это специалист.
До меня добрались?
Мысль пришла тихо, как шаг без звука. Без паники. Просто как констатация: кто-то поставил фигуру на доску. И сейчас ждет, сделает ли он ход – или двинется первым.
Рем не двинулся. Пока.
Он не боялся конца. Ему было важно понять, кто сделал первый ход – кто выложил карту на стол.
Но мужчина смотрел не на него. Его взгляд был прикован к Енмину.
В груди Рема вспыхнула странная смесь – раздраженного облегчения и сосредоточенной злости. Он понимал: этот человек не один. Такие игроки никогда не действуют в одиночку. Если этот поезд – их поле, значит, партия уже в разгаре.
Рем медленно повернул голову, оглядывая вагон. Несколько женщин с детьми, пара пожилых – все погружены в свои миры. Молодежь в наушниках, погруженная в музыку. Обычность – лучшая маскировка.
Но он знал: убийцы редко носят черное. Чаще – серое, слившееся с фоном.
Если не он, то кто? Если не сейчас, то когда?
Взгляд снова устремился к огромному панорамному окну, за которым мелькали деревья, просветы туннелей, блики света. Пальцы сжались на подлокотнике.
Нет. Это невозможно.
Но внутренний голос шептал: именно невозможное всегда приходит первым.
– Первый вагон. Мы уже едем, – голос в ухе звучал ровно, без эмоций. – 3А, место у окна. Его люди с обеих сторон. Гражданские напротив.
– Принято, – шепчу я, губы двигаются почти незаметно.
Руки спокойны, но сердце в груди бьется чуть быстрее. Беспокойство живет в груди, но я давно научилась не кормить его вниманием. Оно как хищник – если не смотреть в глаза, оно уходит.
Ткань подстилки гладко ложится на холодную траву. Все должно быть безупречно.
Вокруг – тишина. Сама природа наблюдает за каждым моим движением, каждым вдохом и выдохом.
Я опускаюсь вниз, тело выравнивается, находя точку абсолютной устойчивости. Спина прямая, как натянутый канат. Ни капли лишнего напряжения – только четкий расчет. Локоть вниз, крепкий упор. Приклад плотно прижат – ощущаю его как продолжение себя. Ступни врезаются в землю, развернуты в стороны, бедра тоже. Левая нога – стабилизатор, правая – под дыханием.
Так меня учили. Так я всегда делаю.
Ты – не просто стрелок. Ты – сама война.
Дыхание ровное, сердце в ритме, что я контролирую, как метроном.
Поезд приближается, он гудит где-то далеко, но уже почти рядом. Воздух меняется – холодный, резкий, а вместе с ним летят мелкие частицы пыли и запах гари.
Я ловлю этот поток, ветер играет с волосами, заставляя их шевелиться, и с каждым порывом словно шепчет: будь готова.
Это не просто уравнения в голове – это пульс жизни, которое режет через кожу, заставляя чувствовать каждую деталь.
