Она улыбнулась. Не через губы – глазами.
– Тогда, может, пора построить что-то настоящее?
Он кивнул.
И так родилась идея: дом. Не модель. Не фигура. Настоящий. Маленький. С террасой. С окнами. Со светом.
Не чтобы жить в нём. А чтобы сказать: «мы всё ещё умеем начинать заново».
***
Спустя месяц. За городом.
Они вдвоём – среди пустыря, с купленным участком, досками, планом на бумаге. Вера в джинсах и кожаных перчатках, Николоз с молотком и зарубками на ладонях.
– Почему именно здесь? – спросила она.
– Потому что здесь ничего нет. А значит – всё возможно.
– И что мы построим?
– Не стены. Покой.
Она кивнула. Забила первый гвоздь.
***
В тот же день. На крыше старой мастерской.
Они принесли стол. Положили хлеб. Нарезали сыр. Поставили вино. Смотрели вниз: город всё ещё жил в шуме, но здесь – была тишина. Их тишина. Общая. Выстраданная.
– Иногда я всё равно боюсь, – признался он. – Что память вернётся. Что я снова стану тем, кем был. Циничным. Заносчивым.
– А если ты станешь? – спокойно спросила она.
Он молчал. Смотрел на дождь.
– Тогда ты уйдёшь?
Она подошла ближе. Положила ладонь на его грудь.
– Тогда я напомню тебе – вот так.
Он закрыл глаза. Вдохнул.
– Я не знаю, что будет завтра. Но я знаю, что сегодня я тебя люблю. И этого достаточно.
Она улыбнулась.
– Пока дождь не кончится?
– Даже если не кончится никогда.
***
Тем временем. Екатерина – в поезде.
Смотрит в окно. Пальцы касаются стекла. В руках – фотография: он, Вера, и дом в макете. Она улыбается. Не от боли. От прощания.
Некоторые истории не о том, чтобы победить. А о том, чтобы не мешать другим обрести своё.
***
Тбилиси. Вечер. Дом за городом.
Они стоят у фундамента. Капли дождя ложатся на доски. Стены ещё не подняты. Но очертания – есть.
Он держит план. Она – молоток.
– А знаешь, – говорит она, – в старом проекте не было окна на запад.
– Исправим?
– Уже.
Он чертит линию. Она – ставит отметку.
И вот они – снова вдвоём.
Не как прошлое.
Как выбор.
Как те, кто снова нашёл себя – и друг друга.
Глава 4. Слово, которое не сказалось.
Парк на Мтацминде дышал особенно. Неспешно, как человек, который сидит на скамейке и больше никуда не торопится. Воздух был густой, как настоявшийся чай. Пахло сосной, тёплой пылью, старыми листьями и чем-то ещё – неуловимым, как забытый голос. Деревья наклонялись не от ветра, а от внимания. Каждая ветка будто слушала.
Вера шла медленно. Пальто не застёгнуто, шарф развязан. В руке – кружка с кофе из бумажного стакана. Вторая – в кармане. Лицо её было спокойным, но внутри неё что-то кричало.
Николоз шёл рядом. Руки в карманах, взгляд вниз. Он не знал, как начать. Не потому что не было слов – а потому что каждое слово, которое он собирался сказать, казалось неправильным.
– Ты здесь бывал? – спросила она наконец.
– Один раз. Сразу после… – он замолчал. – После того, как оказался в этом городе.
– И что почувствовал?
– Что мир слишком тихий.
Она кивнула. Не глядя. Он не был уверен, согласна ли она. Или просто не хотела спорить.
Они подошли к скамейке. Сели. Между ними – полметра. Не расстояние. Граница.
– Вчера, – начал он, – я пытался вспомнить, о чём мы не говорили тогда. До всего. Что я не успел спросить. Что ты не успела сказать.
– Думаешь, это имеет значение?
– Думаю… именно это и определяет, кем мы были.
Она отпила кофе.
– А теперь?
– А теперь… я хочу знать, кем мы можем быть. Если договорим.
Она смотрела вперёд. На город внизу. Свет от фонарей казался живым – как улей, как дыхание чего-то большего.
