– Со мной всё в порядке, – она отталкивала его суетливые руки. – Что делал сегодня? Всё сидел над своими книгами?
– Я разговаривал с богами.
В последнее время он говорил это часто.
– Что они тебе сказали?
– То, о чём я мечтаю, наступит, но не сейчас. Слишком рано и невозможно.
– О чём ты мечтаешь, Ксенократ?
– О революции в сознании людей.
– Ах, как скучно! – шепнула Фрина и стала осматривать комнату, подыскивая подходящий предмет для совершения задуманного.
– Они говорили, что сегодня ночью будет заложено начало. Не мне осуществить этот переворот, но мне суждено заложить основы. Спустя тысячи лет всё случится. Мои последователи будут плести сеть, и, когда она станет достаточно большой и крепкой, люди поймают в неё монстра, который не даёт идти вперёд.
– Как романтично ты говоришь, – она глазами нашла ночной горшок. Он был достаточно крупными и тяжёлым, и вполне подходил под возможный инструмент для убийства.
– У меня будет к тебе просьба, – обратился философ к Фрине.
– Да. Говори…
– Перед тем, как я озвучу свою просьбу, я должен предупредить тебя, Фрина. Он обманул тебя, и я убью себя сам, но прошу: останься со мной в мои последние минуты. Ты должна записать пророчество и передать Натану.
Девушка не знала, кто такой Натан, но спокойно ответила:
– Хорошо. Как ты узнал?
– Я тебе говорил, сегодня со мной разговаривают боги.
– Странный ты, –хихикнула она и спросила: – Мастер точно меня обманет? Не даст ни денег, ни славы?
– Да.
– А вечность?
– Не сейчас, но тебе не понравится эта ноша…
– Мне лучше знать, что понравится, а что нет… А теперь давай, убивай себя! – Фрина была нетерпелива.
К её удивлению, Ксенократ разбил себе голову именно ночным горшком. Она присела рядом с ним, он был жалок и слаб. Сострадание коснулось её сердца; девушка положила его окровавленную голову к себе на колени. Ткань платья тут же пропиталась кровью. Сипящим голосом старик излагал пророчество, Фрина же записывала его на папирусе, обмакивая тростниковую палочку в кровавую рану на седой голове.
– Что ты там шепчешь? –прикрикивала она, когда Ксенократ из-за бессилия впадал в кратковременное забвение.
– Когда музой станет душа, которой отказали в милости, сбежавшая и насильно обращённая, когда самое великое разочарование Мастера снова родится на этой земле – именно тогда случится мировая революция…
– Случится мировая революция, – повторила Фрина, торопливо дописывая текст. – Это кому отдать? Натану? Кто это? Где я его найду?
Старик уже едва дышал:
– Он сам тебя найдёт. И ещё передай ему это, но только устно, только Натану и никому другому…
Ксенократ из последних сил обхватил её голову и притянул к себе. Их глаза были так близко, и он прошептал:
– Только за глазами любимого человека можно спрятать все тайны, и никто их не увидит, и никто ничего не узнает. Если музы желают мировой революции – они должны научиться любить, чисто и безвозмездно.
Слёзы хлынули из глаз Фрины; возможно, именно сейчас умер человек, который действительно её любил. Она проплакала у его тела некоторое время, а потом вышла на улицу, спрятав папирус с пророчеством под одеждой.
Фрина снова шла под дождём, который смывал следы крови с её юбки.
