Он открыл дверь и выглянул в коридор. В это время гул торжественно погас, и наступила тишина.
Элиот готов был обругать себя последними словами за то, что мешкал, как что-то снова началось.2
Это был голос.
Отрешенный и меланхолично-протяжный.
«Песня?» Подумал Рей. «Я слышал её раньше… или нет… И это не человек поет, нету слов. Странное ощущение. Что же там такое?»
Элиот протянул руку к двери в комнаты Иво, словно во сне, и осторожно толкнул её под вплетающиеся в одинокий мотив кристальные отголоски.
Из-за сквозняка створка неожиданно отошла от стены почти наполовину.
В ту же секунду вступил третий голос, звучный и печальный, и бесконечный мотив, подхваченный перезвоном высоких нот, поплыл в воздухе с самого начала.
Посреди комнаты, такой же, как у Элиота, стоял белый рояль с поднятой крышкой. Его и фигурку, сидящую сбоку за клавишами, заливал лунный свет. Бесцветная голова Иво, который касался клавиш руками, виделась в каком-то ореоле, словно Луи был прав, назвав альбиноса приведением.
Рей замер.
Звуки, которые издавал невиданный им инструмент, двоились, троились, расходились и перетекали друг в друга, по очереди разворачивая мелодию песни без слов с тончайшими интонациями.
При этом казалось невозможным поверить – это играет одна пара рук.
Пальцы Иво легко, словно невесомые, погружались в сквозную черно-белую мозаику, и между ними причудливыми лучами преломлялся свет. Прикованный к этому странному зрелищу, Элиот облокотился о притолоку и затаил дыхание, боясь упустить новый виток мелодии.
Сколько времени прошло с того момента, как он открыл дверь, он не смог бы сказать.
Но наконец в последний раз сверкнули искры у верхнего голоса, и в ответ из тени поднялась заключительная фраза. Спустя порог отчаяния голоса разомкнулись, и Рею показалось, что раскрылись лепестки какого-то цветка, уловив проблеск умиротворенного света.
Звук растаял в тишине, и Иво поднял веки.
Словно почувствовав взгляд Элиота, он быстро обернулся, и его расширенные глаза, белки которых только и были видны против света, встретились с растерянными глазами Рея.
Краска залила лицо Элиота, когда он понял, что натворил.
–Прошу… прощения, альфа… -выдавил он изо всех сил, поспешно выпрямившись. -Разрешишь идти?
Иво отвернулся и положил руки на колени, но было видно, что он напрягся всем телом.
–Не проспи тренировку, сигма Рей, -сказал он.
–Так точно, -ответил Элиот тихо и отступил назад, но почти уходя, проговорил: -Прости меня за то, что было.
Иво медленно повернул голову опять, и в его взгляде отразилось что-то странное, но Рей уже испарился, а дверь была закрыта.
Только лунный свет лился на белесую голову странного пилота, оттеняя кровоподтек на левом глазу.
-Еще раз! Шаг! Позволь мне схватить тебя одной рукой. А теперь заводи за мой локоть свою. Теперь отклонись назад. Весь твой вес на моем плече, понял? Закручивай своё тело!3
Элиот дернул рычаги на себя, и корпус сигмы десять восемьдесят четыре повернулся вокруг своей оси с сигмой Иво на плечах, перебросив её через себя.
Полигон в который раз задрожал от удара, и Рей перевел дух, навалившись на инструкторского Голиафа под собой.
«Получилось!»
–Да, -прошептал он. -Работает!
–Примени его в процессе драки, -раздался бесстрастный голос Иво, который встал с полигона, снова опуская руки своей сигмы на плечи робота Элиота.
Тот покорно вновь сжал рычаги.
С некоторых пор Рей даже чувствовал некоторую досаду, когда Иво ограничивался сухими инструкциями. За последнюю неделю после того, как Элиот, скрепя сердце, стал делать то, что он говорит, неприязнь превратилась в стремление разделить чувство успеха хоть с кем-то.
