– Мы с тобой теперь будем в паре. Романыч мне объяснил: я в тебе вижу маму, которая меня в детстве оставила на вокзале. А ты во мне видишь сначала опытную зэчку, защитницу, а позже относишься как к дочери. И то и другое странно, по возрасту не подходит, но человеческие привязанности в колонии принимают неожиданные формы.
– И не только в колонии, – проворчала вошедшая Анна Михайловна. – Что Олег мой нашел в этой бландыхрыстке, до сих пор не пойму.
Девушка извиняющее улыбнулась, повернулась к свекрови.
– Налить вам чаечку, мама? Я печенье купила, с орехами.
– А ты передо мной хвостом не крути, невелика заслуга мужнины заработки в кондитерских оставлять.
– Я в театральный институт поступлю, хорошо зарабатывать буду. – Иринка ловко собрала для родственницы угощение, поставила на ее часть стола. Та брезгливо отодвинула блюдце.
– Вот тогда и похвалишься. А пока ты есть приживалка, помалкивай в тряпочку.
Накакала в душу и спокойно собой занялась. На постороннего человека – ноль внимания, могла бы и поздороваться. Мне стало совсем неудобно. Разве это уместно, семейные дрязги на всеобщее обозрение выносить? Судя по стильной одежке, со вкусом подобранной к солидной высокой фигуре, Анна Михайловна не голодает. Искристые камушки в ушах и на пальцах подтверждают это наблюдение. Зачем же молоденькую девчонку коробочкой печенья попрекать? Содержит ее муж, значит, любит. Значит, плохо будет ему без этой «бландыхрыстки», понимать надо.
– А Штуцер велел спросить, – как ни в чем не бывало продолжала беседу Ира, усаживаясь напротив, – может, ты делать умеешь что-то полезное?
– Я? Полезное? Вряд ли.
– Ну, в смысле, для нашего театра. Вот Вера у нас, к примеру, следит за костюмами, подгоняет по фигурам, а стираем и гладим мы сами. А баба Люба ответственна за инвентарь, кладовщица.
– Она и в спектакле баба Люба?
– Угу. На сцене на другие имена не откликается, забывает, что к ней обращаются. А Надя моет полы. Они за обучение не платят. Исполнители вторых ролей, Анна Михайловна и Веня, тоже не платят, а Юля даже процент с выручки получает, вместе с режиссером и сценаристом. Вот так и живем.
– А кто артистам прически делает?
– Какие там в колонии прически? Косу заплела, резинкой закрепила, вот и вся красота, – подала голос Анна Михайловна. – Иннокентий сразу предупредил, чтоб девки не расфуфыривались. Шпильки и заколки за колючей проволокой не положены, зэчки глаза друг другу выкалывают.
Я зажмурилась и поежилась. Если б женщины знали, какая дрянная, какая опасная жизнь их ждет по ту сторону забора, день за днем, ночь за ночью, долгие годы, многие отказались бы от мысли о преступлении.
Жила в нашем городе агент по недвижимости, получила от клиентки доверенность собирать документы для продажи квартиры. Не только собрала, но и продала чужие квадратные метры. Зачем? Ради глупого удовольствия полтора миллиона три дня в руках подержать? В УФРС6 ее паспорт при сделке купли-продажи зафиксировали, сведения в милицию передали, а милиция по прописке съездила – вот и все хитромудрости следствия. Она, профессиональный риэлтор, мама и бабушка, разве не видела наперед, что только так и получится? Стоила ее авантюра трех лет мучений?
– А можно красивую косу заплести, по моде, – внесла я рацпредложение, отгоняя мрачные мысли. Идея предназначалось для Иринки.
– А ты парикмахер, что ли? – Суровая Анна Михайловна впервые взглянула в сторону новенькой с некоторым интересом.
