Когда я исчезну - страница 23



Мысли мои начинают путаться, я засыпаю… сплю. И вот я – в большой комнате. Вокруг – неясные очертания мебели, на огромных окнах белые занавески колышутся от ветра. В комнате кто-то есть, но я вижу только тень. Звучит музыка, постепенно превращаясь в плач. Тень, по мере моего приближения, как будто обретает плоть. Я вглядываюсь в нее, подхожу все ближе. Фигура-тень – совсем рядом, сейчас я прикоснусь к ее плечу. И в момент, когда я, похолодев от ужаса, протягиваю руку, плач переходит в крик – я просыпаюсь.

Этот сон я вижу едва ли не каждую ночь и всякий раз пробуждаюсь, не разгадав тайну тени: боюсь того, что могу увидеть.

Глядя в темноту невидящими глазами, покрытый холодным потом, я пытаюсь унять бухающее сердце. Мне иногда кажется: для того, чтобы разгадать тайны обители, нужно досмотреть сон. Но я понимаю: не хочу его досматривать, и, если все же это случится – произойдет нечто чрезвычайное, непоправимое, страшное.

Я лежу в предрассветной темноте, понемногу успокаиваюсь. Интересно, зависит ли от моей воли, досмотрю я кошмар или нет? А может, так оно и бывает: «разрешишь» увидеть твой сон полностью, и разгадка – вот она? А вдруг тот, кто увидит сон до конца – исчезает? Тайна раскрыта, но никто об этом не узнает, ведь ты уже не существуешь, на следующее утро тебя нет. Если моя догадка верна – я никогда не найду ответов на вопросы. Однако, во-первых, я не уверен, что обитатели видят сны «без конца», я сомневаюсь, что их видят вообще все, например, Твердолоб, во-вторых, вовсе не обязательно обитатели исчезают именно утром.

Я переворачиваюсь на бок и вижу в окне луну, огромную, яркую, с четким коричневым рисунком на желтом фоне. Она вдруг показалась на черном небе во всей красе. Значит, ветер унес тучи, да и сам улетел куда-то. Дождь прекратился. Море ровно дышит. Под его убаюкивающее дыханье я вновь забылся сном без – теперь уже сновидений.

Спустившись через пару часов вниз, я застал на кухне привычную картину подготовки к завтраку.

Мы как раз усаживались за стол, ожидая задерживающихся коня, ослика и Ушана, как вдруг со двора донесся громкий отчаянный визг.

Бросив ложки, миски, чашки, все выскочили на крыльцо.

Утро встретило нас густым туманом, таким белым и плотным, что на расстоянии шагов пяти мы ничего не увидели.

– Что такое? Кто кричал? – спрашивали мы друг друга.

Между тем перед крыльцом происходило какое-то движение. Опять раздался визг и возмущенный голос Твердолоба:

– Не трогай!

– Стой! – звенел в ответ чей-то голос.

– А! – опять басил Твердолоба.

– Что же случилось? – Лапка встревожено вглядывалась в туман, напрасно пытаясь в нем что-нибудь разглядеть.

– Бантик! – Спица так и скатилась с крыльца.

Пришлось вслед за ней осторожно спуститься по влажным ступеням на каменную площадку. Среди обрывков туманной завесы перед нами предстала картина, достойная кисти художника: разгневанный конь отчаянно мотает головой, пытаясь стряхнуть висящего на его шее змея, Ушан высоко подпрыгивает, пытаясь схватить Бантика за хвост. Бантик непонятно, каким чудом удерживаясь на шее коня, задрав голову, высоким голоском звонко кричит, обращаясь непонятно к кому:

– Прыгай!

Тут до меня дошло – команда «прыгай» адресована Ушану! Он подлетает еще выше, видимо, желая оказаться рядом с Бантиком на коне. Спица бросается прямо на Твердолоба, я – за ней. Лапка тоже устремляется в самую гущу и прямо в воздухе подхватывает взлетавшего в этот момент Ушана. Я пытаюсь остановить коня, хватая за гриву, Спица стаскивает с него Бантика. Тут к нам присоединяются Царап, Долька и Пион. Чем они могут помочь, им самим непонятно, поэтому они только мешают. Еще пара минут толкотни и неразберихи – картина изменяется: я обнимаю за шею Твердолоба, который прячется за мою спину, косясь на Спицу, прижимающую к груди Бантика, Лапка держит на руках Ушана и почему-то Царапа. Секунда молчания – и мы хором спрашиваем виновников переполоха: