– Она перестала работать? – также негромко поинтересовался я.
– Нет, нет! Мне просто это кажется удивительным, – Лапка показала глазами на Спицу и змея.
– Идиллия, – пробормотал ослик и поклонился, собираясь уходить, – второй раз за вечер обсуждать непонятого Бантика он не желал.
Снова – ритуал укрытия попоной, к которому добавилось поглаживание гривы Лапкой и благодарности закутанного ослика.
– Бормот, предупреди нашего скакуна: завтра, если дождя не будет, идем в лес за бревнами. С утра, – попросил я ослика.
Дверь за ним закрылась, и беседа продолжилась: мне хотелось, чтобы девушка выговорилась.
– Понимаешь, бывают необычные случаи… – начал я.
– Казусы, – подсказала собеседница, улыбнувшись.
– Вот к чему приводит общение с Бормотом! – подхватил я веселую нотку, обрадовавшись ее светлой улыбке.
– Он умный, наш ослик.
– А вот наш змей глуповат, и Спица, наверное, его решила опекать первое время.
– Да, но Спица изменилась вдруг, неожиданно. Я вот что думаю, – робко сказала Лапка, – может там, в том месте, где… Спица жила раньше, она как-то общалась со змеями?
Догадка Лапки поразила меня. Но, не желая волновать девушку, я ласково взял ее за руку:
– Мы этого не знаем и не узнаем. Подождем: все образуется, мы привыкнем к дружбе Спицы с Бантиком.
– Ты прав, Часовник, как всегда. Мы привыкнем, – Лапка мягко отняла руку и встала, – пойду спать.
Она ушла, не пожелав мне добрых снов. В обители не снятся добрые сны, и пожелание «спокойной ночи» прозвучало бы злой насмешкой.
Я оглядел комнату. Она опустела, пока мы беседовали: все разошлись по своим уголкам. Поговорить со Спицей и Бантиком мне не удалось, но зато новая мысль засела в голове, а слова Лапки звучали в ушах. Как она до этого додумалась? Почему мне не приходило в голову связать характеры обитателей с их прошлым? А вдруг от этого зависит и наше будущее?
От нахлынувшего волнения я не мог усидеть на месте и стал прохаживаться по комнате. Я, наверное, ускорил шаги, потому что зацепил стул. Он не упал, но загремел ножками по каменному полу. Из плетеной корзины показалась круглая голова с маленькими ушами, и недовольный голос Царапа проворчал:
– Что такое? Ты чего не спишь?
Я опомнился, по скрипучей лестнице поднялся к себе.
Моя спальня довольно просторная, из мебели в ней – деревянная небольшая кровать, низкая скамейка, вешалка. Я немного постоял, глядя в окно, залитое дождем, потом лег в кровать и стал думать.
Что особенного в характере каждого обитателя? В моем, например, ничего такого замечательного. Вот Бормот сочиняет стихи, поет, в его лексиконе много слов, значение которых другие часто не знают, а Царап – хороший друг, привязанный ко всем в обители, даже к Твердолобу. Он ласковый и добрый. Трудиться не покладая полосатых лапок. У кота много обязанностей по дому, к тому же он расчесывает Пиона, Белку, Бормота, а Твердолоба не просто расчесывает, но заплетает его хвост и гриву в красивые косы.
Но как эти особенности кота и ослика повлияли на их появление и жизнь здесь?
Вконец запутавшись в попытках выстроить мостик между каким-то призрачным прошлым и настоящим, я устал и решил поразмышлять над всем этим на досуге завтра.
Сон пришел не сразу. В детстве снов я боялся, считал их живыми существами и думал, что они прячутся днем, а ночью поджидают за спинкой кровати. Ты ложишься, а кошмар тут как тут, наваливается, пугает и душит, заставляет плакать. Но даже, став взрослым, о многом передумав, я так и не решил, как следует к снам относиться, и точно ли это только бред и бессмыслица. Сны пугали реальностью – я ощущал ужас, какого никогда не испытывал в обители, несмотря на пережитый голод и холод. Я знаю: некоторые обитатели тоже видят кошмары, и так же бояться их. Но сны мы не обсуждаем: никто не хочет заново переживать ночные ужасы, рассказывая о них.
