– Что случилось?
Повисает тишина, которую вдруг нарушает раздающаяся из тумана песенка:
Тропинка узкая ведет
Меня через туман.
Что путешественника ждет:
Надежда иль обман?
Когда приют найду во тьме,
Друзей, очаг, покой,
Тогда скажу я сам себе:
«Вот путь окончен мой».
В душе всегда любовь живет,
Звездой горит в ночи.
Она не плачет, не поет,
Загадочно молчит.
Я удивился: Бормот решил сочинить песню о загадочных звездах? А как же воспевание тыквы, кабачков и еще каких-нибудь овощей?
Вот и ослик – вынырнул из туманной каши, приветливый, бодрый, готовый к труду и завтраку, несмотря на довольно печальную песенку.
– Куда ты? – вскрикнула Спица.
Она обращалась к своему любимцу, который выскользнув из ее объятий, полз по направлению к ничего не подозревающему ослику. Впрочем, мы тоже ничего не подозревали.
– Бантик, что, собственно, ты хочешь? – только и успел пролепетать Бормот, а змей уже залез к нему на спину.
– Что происходит, объяснит кто-нибудь? – нетерпеливо спросил я.
– Да, я требую объяснений! – встрял Твердолоб.
Он оправился от испуга, полученного во время нападения Бантика, отодвинул меня в сторону и – грудь вперед – ринулся за справедливостью.
– Ты бы и объяснил, – резонно заметила Лапка.
– Я?!
– Ты ведь находился здесь, все видел, даже, в некотором роде, участвовал в событиях, – поддержал Лапку Царап.
– Участвовал против воли и пострадал! – загудел конь.
Пока мы вытягивали объяснения из Твердолоба, Спица сняла сопротивляющегося Бантика с Бормота. Все время, пока змей сидел на его спине, ослик стоял, словно вкопанный и терпеливо ждал избавления. Как только оно пришло, поэт двинулся к крыльцу, напевая при этом себе под нос:
А если нет конца пути,
Дороге сквозь туман?
И мне приюта не найти
Нигде – ни здесь, ни там.
– Нужно закончить завтрак, – сказал я и отправился в дом вслед за осликом.
На столе остывала тыквенная каша и ржаные лепешки.
Когда все расселись, вместе с завтраком началось следствие. Пион жевал лист капусты, пристально глядя на Бантика, потом спросил:
– Ты решил сделаться наездником?
– Дай ему поесть, – вступилась Спица, поглаживая змея.
– Надо смастерить седло, чтобы Бантик катался на коне! – предложил Пион.
– Что!? – возмутился Твердолоб и закашлялся.
– Ты ведь, Ушан, тоже хотел проехаться? – продолжал козел.
– Что!? Что!? – отчаянно твердил Твердолоб.
– Седло! – радостно пояснил ему Пион.
– И не мечтай! – косясь на меня, отрезал конь.
Он, видимо, вспомнил недавние мои поползновения.
– Зачем залез на такого большого коня? Ты мог упасть, – ласково укорила любимца Спица.
– Он перепутал, – сказал Ушан, слова которого заглушил Пион, предлагавший сделать седло из досок и веревок.
– Кого с кем? – спросил я Ушана, смутно начиная догадываться, в чем дело.
– Твердолоба с Бормотом, – прозвучал в наступившей тишине ответ собачки.
Если до сегодняшнего происшествия я еще сомневался в глупости змея, то оно поставило в этих сомнениях точку.
– Меня?! Меня, скакуна? С …с Бормотом?!
– Все ясно. Проблема решена. Твердолоб, перестань возмущаться, – сказал Бормот, – Бантик, если ты поел, я покатаю тебя без всякого седла.
Спица ахнула, а довольный змей проскользнув между стульев, заполз на ослика, и под цокот копыт они исчезли за дверью.
– Нет, вы слышали? Перепутал меня с Бормотом! Разве мы хоть чем-то похожи? – не унимался Твердолоб.
– Похожи, конечно, – попытался успокоить его Царап.
Возмущенный конь разинул рот, а Царап, невозмутимо пригладив усы, отправился вслед за Лапкой к роднику мыть посуду.
