– Ах, Твердолоб, не считай меня конкурентом, – Бормот бодро бежал, неся на спине Бантика.
– Твоего мнения не спрашивают, – гордо фыркнул конь и шепотом спросил, посунувшись к моему уху:
– Кем, он сказал, не считай?
– Вы, конечно, очень разные, – согласился я с Твердолобом, – и Бормот с этим согласен.
– Согласен он! Еще бы! – конь надменно вскинул голову.
– А ты идешь с нами? – поинтересовался я у ослика.
– Иду!
– Бантика в лес берешь?
– Думаешь, не стоит? Да, наверное, надо вернуться, отнести его.
– Но я хочу в лес, – звонко заявил змей.
Бормот в сомнении остановился, вопросительно посмотрел на меня.
Я лишь руками развел:
– Ладно, если будешь за ним присматривать.
– Я послежу за ним, – вызвалась Долька.
Она радовалась, что Бормот идет с нами: Долька – небольшая собачка, ей нелегко тащить вязанку хвороста на обратном пути, особенно в гору. Ослик тоже понимает это и идет дальше. А змей умолкает и, закрыв глазки, кажется, засыпает.
Ветерок понемногу разгоняет белую гущу – если бы не промозглая сырость, рожденная туманом, прогулка доставила бы удовольствие.
– О чем задумался? – коснулась моего плеча Лапка.
– Змей оказался совсем уж глупеньким. Вот зачем он звал Ушана запрыгнуть на Твердолоба? А Бормот? Ты слышала его пение сегодня? С чего он вдруг сочинил грустную песню о «конце пути»?
– Зато порадовал Пион: предложил идею – соорудить седло, – усмехнулась Лапка.
– Если бы он нашел способ уговорить коня его надеть! А так – это очередная неосуществимая придумка. А ты о чем задумалась?
– Спица просила не брать Бантика в лес. Переживаю: как бы чего не случилось.
– Мы его оставим с Твердолобом на поляне. Ты ведь боишься леса, Твердолоб?
– Ничего я не боюсь, – без всякого смущения принялся отрицать очевидное Твердолоб, – просто не люблю всякие ветки, палки, пни. Но оставаться вдвоем с этим змеем – увольте.
– С вами Долька погуляет, будет вас охранять, – предложил я.
– Пусть охраняет меня от змея! Я ведь очень ценный конь! – обрадовался Твердолоб.
Выяснять, в чем ценность коня, мы не стали, тем более, что ослик запел любимую песенку:
Люблю капустку свежую,
С утра ее нарежу я.
Люблю капустку белую,
Салатик вкусный сделаю.
Люблю капустку нежную,
Такую белоснежную!
Люблю ее, хрустящую,
И от росы блестящую!
Ну вот, другое дело! Не то, что печальная песня о блужданиях в тумане.
Шли мы по дороге мимо грядок, мельницы, через мостик. Вон и недавно освоенный клочок поля приветливо чернеет на сером фоне. Я показал участок тем, кто его еще не видел. Твердолоб принял все похвалы на свой счет. Он благосклонно кивал, не забыв при этом рассказать, как пострадал во время работы.
Дорога, засыпанная мелкими камнями, закончилась еще у мельницы. Теперь идти стало труднее – ноги утопали в мокрой песчаной почве. Лес стоял впереди стеной, кое-где исчерченной зеленью – это вечнозеленый плющ да елки выделялись на темном фоне. Лес находится на небольшой возвышенности – дорога полого шла вверх.
За время пребывания в обители я прекрасно знал каждый лесной уголок, исходил все тропки. Лес служил источником ягод, грибов, дров, дерева, которое шло на изготовление разных изделий и, конечно, диких яблок, обожаемых Твердолобом. Для их сбора Лапка сегодня прихватила корзину. Пока в ней лежали лепешки, чтобы перекусить. Конь сразу же разочарованно заметил, какая корзина маленькая. Но я резонно ответил, что мы идем за бревнами и прутьями, а сбор яблок в наши планы вообще не входит.
