– Доброе утро, Мария Вячеславовна, – поздоровался я, надеясь обойтись без расспросов.
– Доброе, – ответила Масенька как всегда слегка надменно. —Куда это вы, Федор Павлович, направляетесь?
– К Будулаеву, – зачем-то соврал я. Мне почему-то стало стыдно признаться в том, что я в рабочее время иду смотреть на башенку.
– А по лестнице зачем? – искренне удивилась Масенька. – Пойдемте!
Она потянула меня за рукав бомбера, и мы пошли вниз. Уже через несколько метров обнаружился выход на этаж с филенчатой дверью, застекленной необычным ограненным сплавом.
– Это из Дели, – поймала мой взгляд Масенька. – Привезли в рамках научного обмена еще в 80-х, личный подарок директору от Индиры Ганди.
Ума не приложу, как я мог пропустить этот пролет и дверь! Я же внимательно рассматривал лестницу! Масенька распахнула створку, и мы оказались в приемной Будулаева.
– Только вам, Федор Павлович, подождать придется. Зигмунд Брониславович сейчас очень занят. Обсуждает за-ту-ка-нивание с представителями Когевской городской администрации.
Из-за двери в кабинет, обитой дорогой и необычной кожей, доносились раскаты голоса Будулаева. Говорил в основном он. Затем встрял тонкий визгливый тенорок, гулкое контральто перебило его, и Будулаев опять завел свои рулады.
С той стороны раздался удар шарика об стену, Будулаев закричал: «Масенька!». Масенька поспешила в кабинет.
– Там, Зигмунд Брониславович, Федор Павлович ждет.
– Федор Павлович? Новый? А зачем?
– Не знаю. Я его на лестнице встретила, он вверх шел.
– Вверх?! Зачем это? Пусть войдет.
Я вошел и поздоровался. На берегах эпоксидного озера сидели необъятных размеров мужик-тыква с редкими волосинками, торчащими на подбородке подобно растительности на лице у старух. Вторую половину побережья занимала высокая кряжистая женщина лет пятидесяти, целиком состоящая из углов.
– Федор Павлович, вы зачем шли вверх? – спросил Будулаев без церемоний.
– Я шел не вверх, а к вам в приемную, но не смог найти выход на этаж.
– Как это? – удивилась угловатая дама.
– Марина Тимофеевна, это – новый сотрудник, – Будулаев как будто успокоился. – Вам, Федор Павлович, нужно было просто выйти ко мне в приемную из вашей комнаты. В столовую вы же выходите? Вы по какому вопросу?
– По вопросу тукана, – я ляпнул первое, что подвернулось мне в голову.
Угловатая дама оживилась.
– Тукана, – задумчиво промямлил тенорком мужчина-тыква.
– Тукана? – загорелся Будулаев.
– Тукан прекрасно дижитализируется, Зигмунд Брониславович. Если его подвергнуть максимальному промоушену и затуканить все свободные поверхности в городе с помощью наружной рекламы, цифровых и проекционных систем и раздаточных материалов, затуканивание имеет шанс стать незабываемым событием для жителей Когево, а также для центральных СМИ.
На меня уставились четыре пары изумленных глаз. Угловатая тетенька беспокойно заерзала на эпоксидном берегу. Смола на озере была подернута дымкой, что-то мутное таилось в глубине и не давало увидеть дно.
– В рамках дижитализации предлагаю также захостить специальный ресурс по затуканиванию и забрендировать его всеми видами туканов или же крупными планами того «токано!», который прибудет в Когево, – в этот момент задача выкрутиться из неловкой ситуации внезапно отошла для меня на второй план. Меня вдруг приподнял и понес поток, подобный ледоходу на озере.
– Брендированные ресурсы очень круто смотрятся в центральных СМИ, – я заметил, что Будулаев сделал Масеньке какой-то знак, и она быстро-быстро застрочила в блокноте, молниеносно переворачивая страницы.
