Виски сдавило тупой болью. Каждый шаг отдавался гулким эхом внутри черепа. Она чувствовала, как немеют кончики пальцев – первый признак подступающей паники, которую она пыталась задавить усилием воли.
В кармане лежал телефон с открытым файлом – планом спасения «Соколиного гнезда». Профессиональным, продуманным, идеальным планом. Воронцов не шутил и не блефовал. Он предлагал настоящий выход из ситуации. Но цена…
Родной ресторан всплыл перед глазами – маленький зал с деревянными столами, которые отец сделал своими руками, кухня, где мама колдовала над своими фирменными блюдами, уголок у окна, где они с Денисом делали уроки, пока родители работали. Семнадцать лет жизни, вложенной в эти стены. Тысячи воспоминаний, пропитавших каждый сантиметр пространства – первые шаги в бизнесе, семейные праздники, долгие вечера планирования будущего. Место, которое было не просто рестораном – оно было сердцем их семьи.
Виктория остановилась у маленького сквера. Дождь усиливался, но она едва ощущала, как капли стекают по лицу, смешиваясь с непрошеными слезами. Холодная вода просачивалась за воротник блузки, стекала по спине липкими дорожками, но внутренний озноб был сильнее внешнего холода. Год жизни. Год притворства. Год в роли марионетки холодного, расчётливого человека.
«Свобода. Моя свобода», – пульсировало в сознании. Что значит быть свободной? Распоряжаться своим временем, своим телом, своими чувствами. Решать, с кем говорить, с кем молчать, с кем просыпаться утром. А теперь? Теперь каждый её шаг, каждый взгляд, каждая улыбка будут частью контракта, частью сделки. Она сама станет ходячим обязательством.
Она резко тряхнула головой, словно отгоняя наваждение, и нырнула под козырёк ближайшего кафе. Звон колокольчика над дверью заставил её вздрогнуть. Только здесь, в тепле и относительной безопасности, среди приглушённого гула голосов, звяканья посуды и аромата свежесваренного кофе, она позволила себе по-настоящему осознать произошедшее.
«Как он посмел?», – пульсировало в висках вместе с головной болью. Как посмел предложить ей продаться? Превратить её жизнь, её личность, её свободу в пункт контракта?
Виктория заказала кофе, который не собиралась пить, просто чтобы иметь право занимать столик. Достала телефон и снова открыла файл. Смотрела на цифры, на графики, на пункты плана – как заворожённая. План был безупречен. Он не просто решал текущие проблемы, но и открывал перспективы роста, защищал от подобных ситуаций в будущем. Такой документ не составляют за час – очевидно, Воронцов подготовился заранее. Ждал её. Знал, что она придёт.
От этой мысли Викторию передёрнуло. Как долго он следил за ней? За её семьёй? Как много знает? И что ещё задумал?
Но другой голос, настойчивый и рациональный, шептал: «Какая разница? Главное – это шанс спасти отца, ресторан, семью».
Виктория вцепилась пальцами в чашку, стараясь согреть заледеневшие руки. Год притворства. Триста шестьдесят пять дней лжи. Неизвестно на каких условиях, с каким контрактом, с какими ограничениями. Воронцов не из тех, кто оставляет лазейки. Если уж он задумал эту сделку, то всё просчитал до мелочей.
«А если это ловушка? Если за год он найдёт способ забрать ресторан? Или просто уничтожит меня юридически, когда я буду не нужна?»
Она вспомнила его глаза – тёмно-синие, холодные, изучающие её как новый бизнес-проект. Вспомнила его спокойный голос, властную осанку, идеальный костюм. Ни одного лишнего движения, ни одной случайной эмоции.
