Король Георг VI. Жизнь и царствование наследника Виндзорской династии, главы Британской империи в годы Второй мировой войны - страница 5



Непосредственное окружение, которое ожидало ее в супружеской жизни, тоже не могло особенно нравиться герцогине Йоркской. Йорк-Коттедж был маленьким приложением, стоявшим в сотне ярдов от «большого дома», и именно там она должна была провести свой медовый месяц. Нужно было видеть этот Йорк-Коттедж, чтобы понять, о чем идет речь.

«Это была – и по сей день есть – угрюмая маленькая вилла, – писал сэр Гарольд Николсон, скорее выражаясь сдержанно, чем преувеличивая, – окруженная зарослями лавра и рододендрона, стоявшая под сенью огромной веллингтонии. Круто сбегавшая вниз лужайка отделяла ее от пруда, в дальнем конце которого свинцовый пеликан уныло взирал на водяные лилии и бамбук. Построена она из местного коричневого камня, покрытого „шубой“ из каменной крошки, которую, в свою очередь, оживляет точная имитация тюдоровских балок. Внутренние покои с отделкой из мореного дуба, белыми резными рамами овальных зеркал над каминами, с их далтоновской плиткой и витражными светильниками-веерами, неотличимы от таких же в любом доме Сурбитона или Верхнего Норвуда. Гостиная самого герцога с выходящим на север окном, наглухо закрытым густым кустарником, кажется еще более темной из-за красной ткани, покрывающей стены. На фоне этой мрачной обивки (сделанной из ткани, которую в то время использовали на штаны для французской армии) висят великолепные репродукции некоторых наиболее известных картин, приобретенных Чантри Бикуэстом».

И это еще не все. Сантехническое оборудование в «этой на редкость неудобной резиденции» было самым примитивным, а спальни представляли собой простые комнаты кубической формы. Спальни и гардеробные герцога и герцогини были нормального размера, но те, что предназначались для детей и обслуги, были темными и неприглядными. Крохотная клетушка фрейлины располагалась прямо над буфетной, от которой ее отделял очень тонкий пол, пропускавший практически все звуки. Как-то раз леди, занимавшая эту комнату, отправила вниз записку, где сообщала, что если лакей, чистящий серебро, не возражает против того, что она слышит все его разговоры, то она, со своей стороны, тоже не против того, что слышит их. Что же касается слуг, то сам герцог однажды как-то туманно предположил, что они, видимо, должны спать на деревьях.

Однако именно в Йорк-Коттедже он совершенно счастливо прожил тридцать три года, с самой своей женитьбы, пока после смерти королевы Александры не получил в январе 1926 года Сендрингем-Хаус. Здесь родились пятеро из его шести детей, и здесь он с такой нежностью лелеял тот сендрингемский образ жизни, любовь к которому унаследовал его второй сын. «Милый старый Сендрингем, – как он его называл, – это то место, которое я люблю больше всего в мире».

Он стал домом и для его семьи. Потому что хотя дети участвовали в семейных миграциях в Осборн, Фрогмор, Абергелди, а позднее в Мальборо-Хаус и Букингемский дворец, именно Сендрингем с его садом, приморскими развлечениями и парком в 200 акров сформировали прочный фундамент их общих воспоминаний о детстве.

Это детство, как и детство многих других в конце Викторианской и в Эдвардианскую эпоху, было в первую очередь временем отчуждения. Современная теория, что родители должны быть «компаньонами» для своих детей, еще не родилась, и контакты с взрослыми были скорее необычным, чем обычным делом в детской жизни. Детей регулярно приводили к родителям в установленное время, а в остальном они пребывали на попечении – а иногда на милости – нянек, лакеев и других слуг. В результате отношения с обоими родителями носили несколько неестественный характер. Для детей эти регулярные встречи с родителями были пугающей и вместе с тем захватывающей, а иногда вознаграждаемой возможностью попасть в гардеробную или гостиную, для родителей – возможностью приятной, но часто обременительной, а иногда обескураживающей. Подобная система могла побуждать к любви, но она редко пробуждала близость и понимание.