Но сарказм я оценила.
– Да так, ни о чём, – отмахиваюсь. – Вы хотели что-то сказать?
Вообще-то, мне некогда было светские беседы вести: папа собирался что-то предпринимать насчёт нашей больницы, и я предпочитаю поработать немного руками и головой, а не попусту бить язык.
– Просто увидел знакомую фигуру. – Криво усмехается, оглядывая эту самую фигуру – мою, то есть. И не сказать, что мне этот взгляд понравился – непривычный какой-то, оценивающий. – Комиссию проходишь?
Отчего-то начинаю злиться: надо же, какие удивительные у него навыки дедукции – странно, что он до сих пор кресло учредителя «Утопии» занимает, а не правит миром...
И, тем не менее, стараюсь оставаться вежливой – хотя бы ради папы.
– Да, у меня же в этом году распределение. А вы здесь... по работе?
Признаю, от подкола не удержалась; но Сергей Михайлович его то ли правда не заметил, то ли сделал вид и благоразумно не поддался на провокацию.
– Присутствовал на совещании директоров – нужно было послушать отчёт о статистике... – кивает с таким видом, будто это всё слишком скучно, чтобы делиться. – Вообще-то, я хотел поговорить с тобой о другом.
Вот эта последняя фраза заставляет меня напрячься, потому что слишком уж серьёзным был его тон.
– И чего же вы хотите?
Климов берёт меня под локоть и тащит к одной из дверей; только уважение к отцу заставляет меня проглотить своё недовольство и позволить втянуть себя в пустой кабинет.
– Ты уже думала о том, что тебя ждёт после распределения? – интересуется, зачем-то ослабляя узел на галстуке.
От неожиданности даже забываю о том, что собиралась возмутиться, и склоняю голову набок.
– Что вы имеете в виду?
Для меня не было новостью то, что в самом начале функционирования «Утопии» случались непредвиденные ситуации: аккомоданты, которые попадали в богатые семьи к избалованным мажорам, иногда... хм... страдали от жестокости последних – это связывали с несовершенством системы отбора первых. Но, насколько я знаю, специалисты наряду с соучредителями активно прорабатывали этот вопрос и усовершенствовали систему прохождения комиссии, чтобы такого больше не случалось. Может, она по-прежнему также неэффективна, как и в самом начале, а нас лишь на словах успокаивают тем, что «всё под контролем»?
Боже, надеюсь, это всего лишь моё разбушевавшееся воображение...
– Некоторым молодым людям из периметра – в частности, девушкам – иногда приходится в новой семье очень непросто, – туманно начинает, и я почти убеждаюсь в том, что мои подозрения верны. – Приспособиться к новым условиям бывает очень сложно – особенно, если попадается не совсем дружелюбный сибарит. – Надо же, как он завуалировал фразу «охреневший мажор»... – Другое дело, когда по ту сторону у тебя есть покровитель, который способен защитить тебя от жестокого отношения и подставить своё плечо.
С каждым его словом я всё больше хмурюсь и совершенно теряю нить разговора.
– Не уверена, что понимаю, куда вы клоните, Сергей Михайлович...
– Просто Сергей, – перебивает меня; в его глазах вспыхивает весьма недвусмысленный огонёк, и внезапно до меня, как до утки, доходит, какого, собственно, хрена мы разговариваем в пустом кабинете, а его взгляд такой... такой... Такой! – Карина...
Моё лицо само брезгливо морщиться.
– Вы пытаетесь предложить мне стать вашей любовницей?!
Да это даже в мыслях звучит нелепо – не то, что вслух!
– Ну, зачем же так грубо? Можно было назвать это и по-другому...
