Косотур-гора - страница 23

– Другой ли третий, а побегать сёдни придется… – сообщил отец таким тоном, словно парни всю неделю бездельничали.

Степан с Генкой переглянулись, а Генка пробурчал:

– Шесть дён дрыхли в землянке, пора и робить…

– Холера ты, Геннадий, добродушно проворчал Алексей Поликарпович, – ведь я к тому: самая-самая теперь важная кутерьма настанет. А ты: дрыхли…

Он сел на порог переобуваться, толкнув дверь. Снял валенки и торжественно-медленно надевал новые лапти с дощечками на подошвах. Через дощечки, ступнями ног он безошибочно станет определять колебания температуры внутри кучи.

– В прошлом годе, – продолжал он разговор о «самой важной кутерьме», – Федор Рябой две кучи проспал! Ну хуть бы баба рядом была, – хохотнул Алексей Поликарпович, покосившись на пятнадцатилетнего Касьяна.

– Подпалил, завернул в землянку перекусить и прикурнул до храпа!

Ладно ему ентот сон вскочил… Целковых на пятнадцать, а труда сколь! Што хыть видал во сне, спрашиваю, и где помощники были? Грелись у кучи и зенки на огонь пялили… – он бросил взгляд на юрты-кучи, потянул ноздрями воздух, озабоченно обратился к Степану:

– Ну-ка, Степ, глянь! Вроде первая пошла…

Степан – стрелой к первой куче. Вернулся, тяжело дыша:

– У первой труба сгорела. Видать по ямине сверху: дрова осели…

– Подбросил землицы?

–Ну, а как же!

– Началось! С богом, ребятки! Началось обугливание! – радостно произнес Алексей Поликарпович, увлекая за собой парней.

Вторая труба сгорела. Отверстия забрасывали смерзшейся землей, но кучи дымились. Отец велел бросать землю. Он ходил вокруг них, шлепая ладонью по бокам, взбирался по лесенке наверх. То и дело слышался его настойчивый голос:

– Генка, брось вот тут! Лавруха, в левом углу огонь загнездился. Спишь, холера, на ходу! Не пускай туда воздух! Степка, делай окно! Касьян, чево стоишь руки в боки? Пробей вот здесь канавку, штоб смола текла! Так. Лавруха, закрывай, а ты, Степка, подай ему лопату – у него черенок сломалси… Ну, работнички, холера вас!

В разгар работы на опушке леса появился мужик верхом на сивом жеребце. В полушубке и форменной фуражке с вензелями. Лесник.

– Бог в помощь, здоровы были! – проговорил он, ловко спрыгивая с коня.

– Здоро́во! – ответил Алексей Поликарпович, покосившись на багровый нос лесника. – Форса давишь в экую стужу: ухо вон побелело, потри снегом!

– И в самом деле, будто иголкой ткнуло, – согласился лесник, хватанул в пригоршню снег и принялся натирать левое ухо. – Шапка куда-то запропастилась, – говорил он оглядываясь, вертя толстой шеей.

«Власть прибыла», – с неприязнью думал Алексей Поликарпович. – «Не доверяет, а шапку утерял видать…»

– Пенечки считаешь? – спросил он вдруг с вызовом.

– Во-во! Пенечки! – хохотнул лесник, выбирая пальцами с уха подтаявший снег. И вдруг стал серьезен. – Никому верить на слово нельзя. На Селивановых кучах дюжину счёл. Бога не боится, строевой лес сводит, зимогор^>22.

Алексей Поликарпович перекрестился. Старообрядцы не любят, когда кто поминает бога к месту и не к месту. Буркнул леснику:

– Всех-то на один аршин не мерь, не обижай подозрением…

– Дак и я к тому: взял с поличным!

Меня не проведешь! И што ты думаешь, надумал? Тонкие-то легче валить. Спилит неклейменую, снежок разгребет, земельку лопаткой ковырнет и свежий пенек закроет, – чтоб не видно было… Ну я ему, злодею! Он, Селиван, теперя заробит: весь уголь за штраф заберу. А штоб не повадно было, хрен билет на порубку получит…