Вопрос о третьей мировой, слава богу, отпадет сам собой через неделю, когда наши в полуфинале проиграют испанцам.
Человеческая игра в футбол вместо бесчеловечной игры в войну.
У Наташи, не помню точно, в какой день, а спросить боюсь, была своя война. Не человеческая. Небо нависло над землей не голубое, а черное. Разрывы гремели там – не здесь. Молнии полосовали дневную темноту зигзагами, по горизонтали и вертикали. Одна ударила в пятнадцатилетнего мальчика. Мальчик, его бабушка и собака бежали от грозы домой после купанья, не успев спрятаться. Мальчик упал и умер сразу. А бабушка думала, что он поскользнулся.
Так, кажется, не бывает в жизни. Только в книжках.
Но так случилось.
Мальчик был Наташин сын, бабушка – ее мама.
Красавец-грузин Мамука лечил Наташину маму в последние ее годы.
Он станет Наташе вместо сына.
Он спасет моего Валешу, успев положить на операционный стол в роковой момент.
31.
Мама подарит бывшей пигалице первое настоящее кольцо с брильянтами в тридцать пять пигалицыных лет. С осколками брильянтиков. У школьной подруги Наташи такого не было.
Дневник:
Мама подарила на день рожденья бриллиантовое колечко.
Наташа Крымова получила писательский билет, обедали с ней по этому случаю в Доме литераторов.
Вечером был в гостях Юля Крелин. Сказал, что во французском языке нет выражения – выяснение отношений.
Давно нет Наташиных бабушки и дедушки, нет наших мам и наших пап – Наташа есть. Из школьной дружбы родилась вечная дружба, как бывает вечная любовь.
Из университетской вечной дружбы с Нелей ничего не получилось.
Вцепились друг в друга с первой минуты, как познакомились. Она длиннее, и руки у нее длиннее, укладывала свою оглоблю мне на шею, и так мы шлялись в полуобнимку по факультетским коридорам на Моховой, она, как все спортивные люди, шаркающей походкой, носками внутрь, я – во всем стараясь ей подражать; на лекциях вместе, в буфете вместе, на баскетбольной площадке вместе. Прыгучую и ловкую, ее с ходу взяли играть за факультет, я приходила болеть, меня взяли заодно, и совершенно напрасно, хотя я год тренировалась в спортивном обществе Крылья советов на Ленинградском проспекте, близко к будущей вечной работе в Комсомолке, но до этого далеко. Рост не баскетбольный, выносливость сомнительная, фигура неспортивная, интересы, далекие от спорта. Тянуло к Неле. Неля тянула. Чем привлекала ее я, так и осталось неизвестным. Она – недоступной мне полной свободой. Смуглая, как цыганка, вольная, как цыганка, с блуждающей улыбкой и знанием чего-то такого, чего не знала я, она вырастала в другой среде, была во всем самостоятельна, никого и ничего не боялась. Я думаю, что целый год подкоркой впитывала исходившую от нее свободу. Может быть, я сосала ее, как пиявка, а насосавшись, отвалилась? Или ей надоело, что ее сосут? Причина, по которой мы расстались, неясна. Просто пришло и прошло лето, и с осенним похолоданием неожиданно охладели наши отношения. Я страдала, не подавая виду, она была равнодушна и больше в мою сторону не смотрела.
Но пока мы неразлучны и, сражаясь с баскетбольными командами математиков и географов, находим каждая себе по объекту. Мой объект называется Боря, ее – Женя. Боря не знает, что он объект, и, так и не узнав, быстро сходит на нет. Женя не только знает – он инициатор. Фамилия Жени – Долгинов. Он долгий, то есть длинный, под стать фамилии. Фамилия Нели – под стать его: Логинова. Рифмы, ритмы и сочленения по-прежнему будоражат мое воображение. Они женятся. Или простейшее объяснение: он вытеснил меня из ее сердца?
