Красавица Бешарам - страница 7

– Никогда не забуду вкус того бхела из «Элко». Хотя прошло столько лет, – под нос произносит он.

Мама сжимает его ладонь, и я, хотя мы сидим все вместе, чувствую себя лишней. Кухня мягко освещена, фоном приглушенно звучат радио и телевизор, и мне ужасно хочется закутаться в тепло и привязанность, которыми пронизаны отношения родителей.

Мне нужна своя любовь. Милая, простая, ежедневная любовь. Prem, amore, ishq[8].

Но все мои благостные мысли о любви сдувает в форточку, потому что в кухню входит Симран с пустой миской. Бастер трусит за ней, но, увидев меня, подходит. Чешу ему спинку, он тут же разваливается на полу и подставляет пузико, виляя хвостом. Наклоняюсь и чешу ему живот, и он от удовольствия высовывает язык.

Наконец мама обращает взгляд на меня.

– У тебя красивый макияж. Это юбка, которую мы купили на прошлой неделе?

Симран, положив себе добавки, садится к нам, пури торчат из ее миски, как камни Стоунхенджа. Она сплетнически произносит:

– А вы знаете, почему Кавья расстается с Паркером?

А тебе-то я с чего должна рассказывать?

Я гневно смотрю на нее. У нее совсем стыда нет – высмеивать меня перед родителями? Внутри все кипит.

– У меня хотя бы есть парень, которого можно бросить. А ты уже сколько одна? Ну и кто теперь проиграл?

Симран бледнеет.

– Мам! – визжит она.

Я так и думала, что, если ее довести, она не сможет сдержаться.

Папа кричит:

– Кавья!

Бастер гавкает в ответ.

Мама сердится:

– Кавья, мы тебя не так воспитывали. Ценность человека не зависит от того, встречается он с кем-то… – она переводит взгляд на Симран, – или нет.

– Ты извинишься? – нетерпеливо требует Симран.

– А ты? – отражаю удар; она должна понимать, что ляпнула.

Мама с папой переглядываются.

Симран отодвигается на стуле и хочет положить миску в раковину.

– Иногда ты ведешь себя, как настоящая сучка, – негромко произносит она, развернувшись ко мне.

Ух ты… Раньше она никогда не вела себя так враждебно. Это я эмоционально на все реагирую, а Симран всегда ограничивалась закатыванием глаз или показным вздохом – тем, что демонстрирует ее положение мудрой старшей сестры, которая выше всего этого и не опустится до перепалки. Ничто, кстати, не заставляет меня чувствовать себя такой мелкой и ничтожной перед ней, хотя вряд ли она намеренно так делает.

У мамы особое отторжение слова «сучка». «Херня» еще может сойти с рук, но вот «сучка» – это уже непозволительно.

Она прищуривается, будто собирается отчитать Симран, – я жду, но секунду спустя ничего не происходит.

– Серьезно? – Я повышаю тон. – А ты знаешь, что она мне сказала…

– Девочки… – Папа щиплет себя за переносицу. – Прошу вас.

Мама складывает пальцы домиком.

– Кавья, прекрати. Не важно, кто начал ссору. Ты будущая выпускница. А ты, Симран, идешь в аспирантуру. Разве так вам следует себя вести?

Меня накрывает разочарованием, но… моим или маминым?

Я опускаю глаза. «Сучка» все равно лучше, чем слово на «б», которым в меня сплошь и рядом кидаются: бешарам.

Требовательная. Дерзкая. Грубая. Нахальная. Выскочка. Бесстыжая. Резкая. Слишком амбициозная, что к лицу любому парню, но ни разу не девушке.

Это аморфное облако значений подстраивается под любую ситуацию. Я бешарам, когда пытаюсь доказать бабушке, что чтение книг – это не трата времени. Когда говорю «дяде» – не своему дяде, а любому «земляку», который пришел к нам на семейные посиделки, – что его высказывание расистское. Когда люди считают, что им положена «скидка для своих»