Отец Наталии все потом удивлялся, почему ушли так рано и ничего, главное, ему не сказали.
– Бросили меня и ушли…Секреты у вас что ли от меня?
Илия что-то насочинял. Но, кажется, дед Пантелей тоже понял в чем дело. Глянул на него проницательно и покачал сокрушенно головой. Илья, усердно передвигая ящики с зерном кукурузы, сделал вид, что не заметил реакцию тестя.
* * *
Поток переселенцев на Патриду, в Грецию особенно усилился в двадцать третьем годуй продолжался несколько лет. Уехало более десяти тысяч греков, уехало бы гораздо больше, но греческое правительство боялось принять столько «зараженных» вирусом коммунизма людей. Советским грекам – понтийцам, как и многим другим народностям, не нравились новые порядки, когда стало престижно жить бедно и работать на «чужого дядю». Раньше, работая на своем поле, в страду, Пантелей Фанайлиди мог нанять батраков, приезжающих с русских близлежащих поселков и, заплатив деньги, быть уверен, что работа будет проделана на совесть. В прошлом году он нанял тех же ребят, но они не сделали и половины работы, а оплаты затребовали прежней. На хозяйские возражения, они ответили: «Теперь лакеев и рабов нет. Спасибо скажите, что хоть что-то сделали».
А в этом году и вовсе негде найти работников. Вся беднота подалась в город, говорят, некоторые на руководящие посты устроились. Уже закончилась Гражданская война, уже налаживалась мирная жизнь, а Пантелей все никак не мог понять, что происходит: как это – Россия без Царя, без устоявшихся порядков. Вдруг теперь вместо царских денег, какие – то керенки, екатерининки, которые ничего не стоили. Кругом разорение, нищета. Раньше прилавки Хостинского рынка ломились от всевозможного продовольствия, заводских и фабричных изделий, а теперь шаром покати. А главное, настало время, когда стало стыдно верить в Бога! Церковь в Юревичах, чуть было не заколотили, но греки отстояли ее. Отец Василий Пимениди вовремя собрал народ, и, приехавшие из Сочи люди в военной форме, уехали ни с чем. Пантелей ходил теперь в церковь молиться по нескольку раз на день. Нет, не нравилось ему, как власти поступают с церковью. Все можно пережить, но не гонения на верующий народ! По ночам он плохо спал, ворочался. Благообразный старик с седой бородкой резко состарился за короткое время. Заставил Илью написать письмо сыну Герогису в Севастополь. Через месяц сын приехал сам. Дня три семья Христопуло и Фанайлиди обсуждала один вопрос: нужно ли и стоит ли уезжать из России на родину предков? Кокинояни не хотел ехать, он был уверен, что все еще вернется на круги своя, что все это временно и надо переждать. Ехать, значит ехать всем. А как ехать Илье, когда у него только малолетних детей четверо. А Кице, которую уже засватали и скоро свадьба? Нет, надо повременить: все еще встанет на свои места. Они уже раз хотели уехать четырнадцать лет назад из Пиленково, да не пришлось… Кирилл, однако, хотел ехать, Михаил тоже был не против, но Янко сказал свое твердое «охи – нет». Вскоре Пантелей с Герогисом выехали в Севастополь с тем, чтоб оттуда, все вместе, включая семью дочери Христины, уехать в Грецию.
Тяжело было старому Пантелею Фанайлиди расставаться с любимой дочерью. Наталия лила слезы, не успевая смахивать их скомканным платком.
– Ничего, явром, увидимся еще, – обещал дрожащим голосом отец, – увидимся! Вы приедете в гости, или я соберусь. Я – старый путешественник, смолоду сколько раз проделывал путь сюда, в Россию на заработки. Приеду еще раз, не такой уж я старый. Или вы, все-таки соберетесь в родную Элладу.
