– За болотами люди есть. Не склонили головы. Говорят, волхвы меж них.
В комнате стало тише. Радибор медленно кивнул.
– Туда и направимся.
– Путь тяжек, – старик устало потёр виски. – Дозоры княжьи стерегут тропы, люд там не всякому рад.
– Мы не ищем лёгкого пути, – вставил Ведань.
И тут вперёд шагнула девушка. Черноволосая, с высокими скулами, прямой осанкой, в холщовом тёмном плаще, подпоясанном кожаным ремнём. Под ним льняная рубаха, простая, но чистая, шерстяная понёва, на ногах сапожки из тёмной кожи, промятые, но ещё крепкие.
– Я проведу их.
Староста нахмурился.
– Ты?
– Я ведаю тропы. Князь не ждёт, что кто из деревни пойдёт супротив него.
Радибор посмотрел ей в глаза.
– Как имя твоё?
– Лада.
Она не дрогнула.
– Тогда веди.
***
Ночь они провели на лавках у очага. Жар печи прогонял стужу, но не мог вытянуть холод из души. Женщины принесли деревянную кадку с горячей водой, промыли раны. Старая ведунья, кутаясь в шерстяной плат, ловко перевязывала их руки, плечи, грудь, шепча что-то себе под нос. Повязки пропитаны мёдом, крепки, промочены отваром дубовой коры, чтобы остановить кровь.
– Живы будете, вои, – молвила она, протирая узловатыми пальцами лицо. – Только души ваши не заживут.
Радибор молча смотрел, как она повязывает разорванное плечо Остромира, натягивает узлы, закрепляя их крепче. Они спали плохо. Во снах горел Велиград.
Утром, перед уходом, деревня собралась. Мужики стояли в стороне, хмурые, сдвинув брови. Женщины молчали, но глаза их следили за каждым шагом беглецов. Староста вынес узел с припасами.
– Берите. Больше дать не можем.
В узле – мешок муки, вяленое мясо, горсть сушёных ягод, хлеб.
– Слово скажу, княжич, – тихо молвил он, кладя ладонь на плечо Радибора. – Не ходи за болотами искать судьбы. Болото души не отпускает.
Радибор сжал ремень на плече.
– Судьбу творим мы сами.
Староста вздохнул, но больше ничего не сказал.
Они двинулись в путь. Туман висел над землёй, цеплялся за сапоги, стелился белыми клубами, будто живой. Он проникал в лёгкие, впитывался в кожу, пропитывал одежду холодом и сыростью. Болото было черным, бездонным, и его дыхание ощущалось в каждом шаге, в каждом хлюпающем звуке земли под ногами. Лес позади исчезал, затягиваемый серой пеленой, словно его и не существовало. Деревья здесь были иными – не гордые дубы и сосны, а скрюченные, узловатые стволы, облитые слизью, с голыми, будто обожжёнными ветвями. Их корни выползали из земли, извиваясь, как змеи. Где-то вдалеке раздался глухой всплеск – то ли что-то упало в воду, то ли сам моховой островок ушёл в трясину.
– Держитесь за мной, – молвила Лада, не оглядываясь. Её голос был ровен, но в нём сквозило напряжение.
Она шагала уверенно, точно зная, куда ведёт. На ней был тёмный, до колен, холщовый плащ, подбитый мехом, перехваченный на талии простым кожаным ремнём. Под плащом – рубаха из льна, туго зашнурованная у горла, да понёва из грубой шерсти, запорошенная болотной грязью. На ногах у неё были кожаные сапожки, изрядно потрёпанные, но ещё крепкие. За поясом – нож, не боевой, но острый, крепкий, с рукоятью из берёзы, гладкой от долгих лет работы. Через плечо переброшен мешок из плотной ткани, в нём – небольшой бурдюк с водой, кусок вяленого мяса, да маленькая глиняная банка с чем-то, что едва слышно пахло полынью.
Остромир бросил взгляд на Ладу. Её руки были тонкими, но двигались уверенно. Она знала, куда ступать. Её ноги не вязли в мягкой земле, плащ не цеплялся за ветви, а сапоги оставляли лёгкие следы на влажном мху.
