Где-то вдалеке, за стеной тумана, раздавались приглушённые голоса. Ведань спорил с изгоями, его голос, обычно лёгкий, теперь был резким, отрывистым. Остромир сдерживал ярость, коротко бросал слова, но его тон был напряжённым, готовым взорваться, если Радибора не вернут. Лада молчала, но даже через шум ветра, через дыхание болота, он чувствовал её взгляд, напряжённый, колючий. Но они были далеко, отрезаны туманом, словно остались в другом мире. Здесь был только он.
Оружия у него не было. Ни еды, ни факела. Только ночь. Только болото. Он глубоко вдохнул, ощущая в груди тяжесть не страха, а чего-то большего, глубинного, древнего. Если он выживет, его примут. Если нет, никто даже не найдёт его тела.
Радибор сделал шаг. Земля под ногами колыхнулась, будто её не было вовсе. Туман дрогнул, пропуская нечто невидимое, но живое. Ветви где-то впереди скрипнули, и за его спиной тихо плеснула вода, как будто кто-то шагнул следом. Он резко обернулся, но позади него был только туман, медленно текущий меж чёрных стволов, расступающийся и снова сходящийся, как живое существо.
Он знал рассказы о болотах, слышал их с детства, но тогда, у огня, эти сказки казались далёкими, выдуманными. О духах, что стонут в воде, заманивая глупцов. О людях, которые ушли в трясину и не вернулись. О свете, что вспыхивает среди ночи и ведёт за собой тех, кто осмелится последовать. Волхвы говорили, что есть места, где Навь ближе, чем Явь, и болото было одним из таких мест. Здесь, среди кривых деревьев, среди шёпота воды и скрипа ветвей, он чувствовал это.
Но он был сыном Сварога. Он не должен бояться. Он шагнул дальше.
Тьма вокруг него сгущалась. Ветер сменился тяжёлым дыханием болотных испарений, они вползали в лёгкие, оставляя на языке привкус сырости и гнили. Вода, казавшаяся неподвижной, вдруг вздрогнула. Где-то близко завозился зверь – или что-то другое, более древнее. Радибор замер.
Мир вокруг перестал быть обычным. Болото больше не было просто болотом. Оно становилось чем-то иным, живым, ждущим. Оно чувствовало его присутствие. Он не мог объяснить, но знал, что если сделает неправильный шаг, что-то внутри этой трясины распахнёт свои объятия и примет его навсегда.
Туман расступился впереди. И тогда он увидел его. Старик стоял посреди топи. Одежда его была белой, но не чистой – она была цвета костей, вымытых водой и временем, цвета молочного неба перед грозой. Волосы его были спутаны, а глаза – два ледяных осколка в темноте. Он не двигался, но Радибор знал, что тот смотрит прямо на него, сквозь него, внутрь.
– Кто ты? – прошептал Радибор, голос его казался слабее, чем обычно.
Старик молчал. Шёпот вокруг них усилился. Болото не говорило, оно пело, глухим, затянутым эхом.
– Ты – последний князь, – наконец произнёс старик, и его голос был словно шорох листвы, сухой, осенний, умирающий. – Или первый из падших.
Радибор сжал кулаки, чувствуя, как в нём нарастает холодная ярость.
– Это испытание?
Старик склонил голову набок, словно разглядывая его, словно не понимал, о чём он говорит.
– Всё – испытание. Вопрос лишь в том, что ты вынесешь из него.
Радибор сделал шаг вперёд.
– Кто ты?
Улыбка скользнула по губам старика, и в тот же миг он растворился в тумане, будто никогда его и не было. Радибор остался один.
Когда утро осветило болото, первый слабый свет пробился сквозь плотный туман, разгоняя ночную тьму, но не её холод. Болото неохотно отпускало его, словно пыталось удержать ещё на миг. Грязь хлюпала под сапогами, мокрая, липкая, тянущая, будто живая. Он остановился, выпрямился, ощущая, как за спиной остаётся ночь, как в лёгких всё ещё тяжесть болотного воздуха.
