Читать онлайн Дана Канра - Кровь и сказка

Лязг черных ворот за спиной. Вой ледяного зимнего ветра, шум машин на трассе, холод снаружи и внутри. Забор Питомника высок, с колючей проволокой наверху. Студенческий городок, куда заставляют приезжать в обязательном порядке, давно стал не образованием, а тюрьмой.

Меня окружают одинаковые серые дома с маленькими окошками.

В ясном небе зловеще кричат черные птицы. Вороны?

Одна суеверная госпожа сказала недавно, будто они предвещают беду. Но я не пугаюсь этого звука. Вся жизнь здесь, в Тарияне, сплошная беда.

Я стою у каменного широкого крыльца и читаю приветственную надпись на административном здании. Черная табличка с белыми тонкими буквами гласит:

Добро пожаловать в нашу славную ганту!

Напоминание для тех, кто еще плохо знаком с нашими правилами.

1 пункт. В первой ганте живут люди от двадцати двух лет до сорока пяти, воспитывая детей до шести лет.

2 пункт. Во второй ганте суждено пребывать детям от шести до тринадцати лет.

3 пункт. Третья ганта наполняется подростками от тринадцати до восемнадцати лет.

4 пункт. Четвертая ганта служит обучающим Питомником для молодых людей и девиц. Возраст колеблется между восемнадцатью и двадцатью двумя годами, но возможны исключения.

5 пункт. Пятая ганта населена людьми от сорока пяти лет и более.

Глядя на эти лживые правила и условия, я ухмыляюсь, пока никто не видит. Провожу замерзшей ладонью по каштановым, припорошенным снегом волосам. Я прошла три ганты и меня только что привезли в четвертую, а такие таблички штампуют на каждых воротах. И я же знаю, что все написанное – вымысел от и до. В каждое из поселений присылают столичных выкормышей – надзирателей, полицейских, священников, врачей, и кого-то там еще.

Кроме того, Шестую ганту в этот список внесли не специально. Кому хочется хвастаться Тюремными рядами размером в полторы ганты?

Но я даже рада знать, что, скорее всего не вернусь в Первую ганту.

После окончания Питомника, а может еще до вручения диплома меня однажды скрутят, бросят в машину с зарешеченными окнами и увезут в Шестую ганту.

Мне не придется выходить замуж за человека, которого выберет лично для меня власть Первой ганты. Мне не будут кидать вслед обидные слова, и шипеть оскорбления. Меня не заставят рожать ребенка и отдавать его – маленького, растерянного, беззащитного – на растерзание господ из Второй ганты, как когда-то отдали меня.

Но даже все это – чисто мои догадки. Не имею ни малейшего представления о том, как со мной поступят на самом деле.

Могу только ухмыляться.

Все пространство вокруг окутано холодным ветром, мне на лицо и шею опускаются снежинки. Зима вошла в свои права. Скоро всех студентов погонят убирать снег, но сначала мне перед строем напомнят мои грехи перед церковью и законом. Так было уже очень много раз, так случится и теперь.

Меня зовут Лана Нейт, мне восемнадцать лет, и я живу в забытой всеми богами стране Тарияне, в которой даже ребенка могут осудить за сказку. Недавно мое уголовное дело, заведенное десять лет назад, передали в полицейское управление при Питомнике, а значит, я должна находиться здесь. Два раза в седмицу ходить на допросы. Пересказывать слово в слово ту сказку, которую пришлось запомнить наизусть.

Мое имя знает вся страна. Для большинства из тех, кто поддерживает власть, я – лживая преступница, прогнившая душа, еще с самого детства купленная либералами с другого материка. Как это возможно, если наша страна закрыта, а я ни разу не видела ни одного иностранца, остается загадкой. Но если полиция считает, что я виновата, значит, так оно и есть.

Иногда я близка к тому, чтобы самой в это поверить.

***

За спиной слышен шум отъезжающего грузовика. Тяжелый звон ворот мешается с колокольным звоном, но я даже не оборачиваюсь. Просто стою и безмолвно смотрю на проклятую табличку, а внутри меня нарастает колючий и крепкий холод. Кажется, один из многочисленных психологов, с которыми я говорила по воле следствия, называл мое состояние апатией. Остальные просто утверждали, что у меня «дурь в голове».

- Девица Нейт!

Госпожа Надежда, которую я не заметила, поигрывает своей плеткой, качает головой и осуждающе цокает языком, поглядывая на меня со злым прищуром.

Все эти имена госпож и господ, которые отвечали за воспитание молодежи, казались мне безликими и некрасивыми, похожими на уродливых близнецов. Но свое мнение обязательно надо держать при себе. Это одно из правил всех гант.

- Доброго дня, госпожа Надежда.

- Почему ты еще не в общежитии?

- Я только что приехала, госпожа.

- Не ты одна приехала, девица Рант, - пухлое лицо госпожи краснеет от злости, глаза сужаются, накрашенные губы вытягиваются в тонкую нитку.

Я обращаю на это внимание. Хочется рассмеяться ей в лицо, но пока держусь. Все равно эти правила приличия и меры предосторожности лично мне соблюдать бессмысленно. Но и усугублять свое положение не хочется.

- Прошу прощения.

- Иди, переоденься. Твои вещи уже в комнате.

Кивнув, я сглатываю и иду в сторону общежития, потом запоздало вспоминаю, что забыла поклониться. Потом, наверное, не забудут сделать выговор по этому поводу, только мне уже нечего бояться. Меня зовут Лана Нейт, я обречена на тюрьму или смерть, и я не вижу в этом позора. Нет ничего хуже участи других девушек и парней, которые поддались пропаганде и изображают счастливых представителей молодого поколения Тарияны.

Мое сердце и легкие давно должен был сковать ледяной страх, но я продолжаю жить.

Это очень необычно для человека, обвиняемого в абсурдном преступлении, которое в любой другой стране назвали бы свободным творчеством. Я верю в это, несмотря на смелые утверждения властей, будто в других странах точно так же.

Не так же. Иначе бы нас не пытались так же яростно убедить в этом.

Снег сыпется с неба, идет дождь.

Собравшись с силами, я подхватываю тяжелый чемодан, про который почти забыла, и медленно передвигаю ноги – иду к серому общежитию. Мне страшно почти так же, как десять лет назад, но сейчас это не имеет совершенно никакого значения.

Общежитие студентов Питомника делилось на два блока – мужской и женский, соединенных несколькими охраняемыми коридорами. Девушкам и юношам не полагалось видеться нигде, кроме занятий. Никаких свиданий и прогулок, и, само собой, никакого секса. Господа и госпожи, повелевавшие нашим временем и досугом, считали, что необходимо сохранить нравственность среди студентов. Предполагалось, что любовь и создание семьи должны происходить в первой ганте, и не раньше.

Подростков так же отделяли друг от друга, по признаку пола. А вот детей еще нет.

Отделяли только меня.

После того, как я написала вольнодумную сказку, меня поселили в отдельной жилой спальне. Огромной, холодной, пустой. Никто не хотел, чтобы я, испорченная дрянная девчонка, пагубно влияла на неокрепшие умы.

В подростковой ганте я жила уже в женской спальне, но с тремя девушками, «склонными к хулиганству и побегу», как было написано в их личных делах. Наши мелкие грехи каждую неделю объявляли перед строем, чтобы мы стыдились своего существования.

Интересно, здесь будет так же?

Пока мне не сообщили ничего подобного, но морально я готова к любым ограничениям своих прав. Как мне в десять лет сказал пожилой следователь, системе приходится жертвовать единицами детей, чтобы десятки и сотни детей росли хорошими и послушными. Помню, как он смотрел на меня, посмеиваясь, а потом закурил сигару. Помню, что мой папа всегда жаловался на плохие сигареты в первой ганте. Дым от них словно прожигал легкие, а следователь тогда даже не закашлялся. Он затянулся и выпустил струю дыма мне в лицо. А потом снова засмеялся и предложил признать свою вину.

Но я никогда этого не сделаю, сколько бы мне не внушали, что так проще и легче для всех. Назвать себя виновной равносильно в моем случае самооговору, а это бессмысленно. И неважно, сколько лет еще продлится следствие.

Я вошла в женский корпус и замерла в пустом холодном холле. Поставила чемодан рядом, некоторое время осматривалась, прежде чем меня обнаружила в задумчивом состоянии госпожа Надежда.

- И чего ты встала, девица? – поинтересовалась она сухо. – Иди дальше, налево по коридору, и… Сама все увидишь. Твоя комната номер сто один.

Кивнув, я подхватила чемодан, и сразу же немилосердно заныло плечо.

Мне было холодно.

Не из-за снега и зимних морозов, скорее холод в душе. И грусть от того, что я снова осталась одна в этом жестоком и несправедливо мире. Можно храбриться сколько угодно, но эта безжалостная система однажды раздавит меня, как бы спокойно я не улыбалась в лицо опасности. Потому что сбежать из Тарияны нет никакой возможности.

Обычно студентов привозили с первого осеннего месяца по первый зимний. Это было рандомно и особой роли не играли, обучение начиналось во втором зимнем месяце, а значит, у меня еще будет время ко всему подготовиться и все узнать.

Ха! Кого я обманываю?

Все то время, что другие студенты будут тратить на подготовку к учебе и на дружеское общение, я проведу на допросах, ставших уже серой и необходимой обыденностью. Необходимой… для кого-то свыше. Не для меня, и даже не для усталых полицейских лейтенантов и капитанов, которые искренне считали допрашивать таких, как я, своим долгом.

Поборов злые мысли, я решительно шагнула в коридор, на стене перед которым висела табличка с черно-белой надписью: «Женское крыло».

Комната номер сто один…

Странное название. И жуткое. Пугало своей обреченностью в количестве цифр.

Когда я подошла к двери, моя правая рука успела заныть еще сильнее, а к сердцу прилила горькая обреченность. Что принесет мне эта комната: разочарование или радость? Одну меня поселят, как опасную преступницу, или с кем-нибудь чьи действия тоже не приглянулись правительству? Но я решила остаться вежливой, и постучалась.

Тишина.

Ладно.

Судорожно вздохнув, я снова взяла проклятый чемодан и чуть ли не застонала от боли. Почему их делают из такой тяжелой кожи?! Вместе с тем отчаянно болело запястье, вывихнутое шесть лет назад полицейским. Ему показалось, что я слишком много думаю и слишком часто встаю со стула, потому что допрос длился уже сутки, а у меня затекли ноги.

Руку вправили, дали успокоительное, велели молчать о действиях полицейского. Иначе заведут уголовное дело о том, что это я, двенадцатилетняя девчонка со слабыми руками, напала на него. А мне и одного дела хватает с верхом.

Я зло усмехнулась.

Подобных воспоминаний хватит, наверное, на небольшую книгу. Или… стоп! Больше никаких книг, во всяком случае, пока я нахожусь в Тарияне. А я буду здесь находиться до конца дней моих – на свободе ли, в тюрьме ли, неважно. Никого из этой страны не выпускают, кроме заслуженных артистов и дипломатов, но таковые рождаются только в столице. Мне не повезло.

Шаг в комнату. Еще один.

Шумно выдохнув, я замерла. А потому успокоилась.

Комната не была пустой и не была набита до отказа другими девушками, как я боялась.

- Привет, - миниатюрная блондинка, сидевшая за столом с чашкой чая, приветливо помахала мне рукой.

Я растерянно кивнула.

- Привет…

- Меня зовут Дарья Кин. А ты…

- Лана Нейт.

- Приятно. Ольга Вонг, - девушка указала легким движением руки на одну из кроватей.