Кровь и тени Эльдранора - страница 23

Все молча разделили эту признательность. Эйден понял, что в этой тишине есть что-то священное: невысказанная клятва хранить друг друга и разделять каждый миг жизни, будь он радостным или печальным.

Когда слова растаяли, Род поднялся и бережно уложил несколько тёмных прутьев святого дерева в железную чашу. Аромат древесной смолы, таящий в себе историю предков, поднялся в воздух. Несколько лёгких ударов огнивом – и струящийся поток искр начал игру со временем. Прутья затлели, а затем один из них вспыхнул ярким пламенем, словно ожившая память о предках и старых преданиях.

Эйден смотрел на огонь, и в его молчаливой душе зарождалось новое чувство – торжественное и нежное. Это пламя было больше, чем огонь, оно стало символом их единства, корнями, вплетёнными в минувшие века, щитом против зимней стужи, зовом к жизни и любви. И в этот миг Эйден знал, что он не просто гость за этим столом, но родной сын этих земель, согретый их огнём и общим дыханием.

Для Эйдена это было неожиданным мгновением осознания. Огонь, разгорающийся в железной чаше, казался не просто частью ритуала или декорации праздника – он был символом самой жизни, тепла и несокрушимой надежды. В этом пламени мерцал древний дух, что помогал людям выстоять перед леденящим холодом судьбы, напоминая, что за чертой тьмы всегда есть свет, дарующий покой и уверенность в грядущем дне.

Все, затаив дыхание, наблюдали, как огонь, нарастающий в силе, окрашивает комнату в тёплые красные тона. На какое-то мгновение время словно остановилось, и даже самые простые вещи обрели глубину, а пламя стало воплощением единства, благословения и неугасимой жизни. Но вскоре тишина, наполненная торжественной серьёзностью, уступила место вновь ожившим разговорам и мягкому гулу голосов. Каждый вернулся к своим мыслям, вспоминая прошедшее и размышляя о будущем.

Сигмунд, первым разорвав затишье, поднял кружку с элем и бросил на Рода искрящийся взгляд:

– Этот год был удачен, – сказал он с лёгкой улыбкой. – Клянусь, я и не думал, что после всех наших бед мы сможем похвастаться такими запасами. Порой мне кажется, что нам невероятно повезло, – в его голосе звучала благодарная удивлённость.

Эйден, сидевший рядом с Сэмом и Каладом, оторвал взгляд от отражений огня в кружке и посмотрел на Рода. На миг лицо хозяина дома потемнело от воспоминаний, но он тут же выпрямился и тихо, но уверенно заговорил:

– Мы прошли через ад, – произнёс Род, и в его голосе дрожала сдерживаемая боль. – В шахтах мы были на краю бездны, почти потеряли друг друга. Я никогда не забуду день, когда мы вырвались на свободу. Тогда я поклялся, что моя семья больше не узнает такой тьмы. Я не позволю, чтобы нас снова разлучили эти безжалостные стены.

Каждый понимал: это не просто слова, а клятва человека, увидевшего худшее и готового на всё, чтобы защитить близких. Это обещание звучало как стальной обруч, опоясывающий их жизни.

– Мы с тобой, брат, – ответил Сэм, глядя Роду прямо в глаза. – Помню тот миг в абсолютной темноте, когда мы не знали, увидим ли хоть раз ещё свет солнца. А теперь мы здесь, за этим столом. Разве это не чудо?

– Истинно так, – кивнул Калад. Его голос был мягок, но в нём звучала железная уверенность. – То, через что мы прошли, навсегда нас изменило. Но теперь у нас есть самое ценное – свобода и семья.

Слова повисли в воздухе, как тонкие нити, связывающие их души. Огонь в чаше продолжал плясать, отбрасывая на лица красноватые отблески, словно напоминая: всё, что они имеют сейчас, добыто с трудом, выстрадано и вымолено у судьбы.