Он всегда говорил, как испил этот ужас. Но для меня это было всего лишь страхом, вызванным к жизни пророчеством, а не личным опытом, и, возможно, именно поэтому я вела себя так беспечно.
Я подползла к его ногам. Поцеловала холодную, твердую лодыжку.
– Так позволь мне его испить.
– Ты понимаешь, чего просишь? Надвигается Великий ужас, который перекует всех нас в огне. Ты уверена, что хочешь его глотнуть?
– Я сделаю что угодно, лишь бы остановить его, отец. Я буду нести бремя Потомков, пока не превращусь в прах и кости.
– Этого мало!
– Но что еще у меня есть?
– Думаешь, смерть – это жертвоприношение? Жизнь не так уж важна. Бывают вечные страдания, которые невозможно передать словами. Представь, что твоя кожа кипит, пока не станет жидкой, а затем тебе дают новую кожу, чтобы она снова кипела – до конца времен. Звучит ужасающе? Это блаженство по сравнению с тем, что грядет. Рай по сравнению с тем, что ждет там, – он указал на черное пятно в небе, освещенном кольцом света. – По сравнению с тем, что грядет.
– Я это остановлю. Спасу всех. Обещаю.
Он повернулся ко мне. Коснулся моей головы одним ледяным пальцем. Я не смела поднять на него взгляд. Не смела посмотреть в лицо, боясь увидеть разочарованные, пустые глаза.
– Ты глотнешь Великого ужаса? И тогда, вскипев от отчаяния, спасешь всех нас? – Он затрясся в хохоте, полном отчаяния и печали. – Ты? Которая уже все провалила!
Мои слезы увлажнили пальцы на его ногах. Я вцепилась в его лодыжки.
– Если я умерла… значит, это… Куда уходят души? Это и есть Барзах?
Он хмыкнул:
– Ты не умерла. И я не позволю тебе испить Великий ужас. Потому что, несмотря на все твои неудачи, по-прежнему тебя люблю. Думаешь, у меня не ноет сердце, когда я вижу твой плач? Я не хочу, чтобы ты страдала еще больше. Достаточно, чтобы ты страдала от разочарования в самой себе. Страдания в одной жизни – ничто по сравнению с океаном, который нас затопит. Сотня лет, тысяча, десять тысяч, сто тысяч. Не важно, сколько мы будем ждать. Если не начнут снова править миром праведные Потомки, как повелела Лат, он нагрянет, вернее смерти.
Отец поднял меня, потянув за волосы. Я закричала. Я чувствовала себя растением, которое отрывают от корней. А потом увидела его глаза – печальные, пустые и такие же испуганные, как мои.
Он утопил два пальца в моих глазницах.
Я с криком проснулась. Через открытую дверь балкона светило солнце, стоящее уже высоко – значит, сейчас полдень. Когда я жила среди Потомков, у нас не было водяных часов, и мы узнавали время по теням и солнечным лучам. Ночной кошмар отступил, и ужас сменился насущными тревогами. Я проспала целый день. Неужели я опоздала?
Я попыталась пошевелить руками и ногами… но тщетно. Я была как каменная глыба. И одна в комнате. А где все?
Церемония, брак Сиры с Кярсом, мирный договор с силгизами… Все то, чего я не хотела. Все то, что должна была предотвратить. Ради Потомков. Ради человечества.
Но что может сделать камень, лежащий в постели? Наверное, об этом и говорил Отец. Я провалила дело. Не сумела всех спасти. Великий ужас поглотит мир, и нас снова выкуют в пламени. Без Потомков, которые могут это остановить, без нашего праведного правления, спасения нет.
Дверь со скрипом открылась. Вошла девушка с чудесными карими глазами. Она поставила у моей постели поднос с благовониями и заглянула мне в глаза.
– Ты проснулась? – спросила она на сирмянском со странным акцентом. – Мне велели привести целителей, если ты проснешься.
