С каждым новым мрачным снятием напряжения между стрижками, когда клиенты усаживались в кресло, он начинал понимать – истинная тьма заключалась даже не в ужасных приключениях, а в самом действии манипуляции с человеческой судьбой. У него был контроль, и он чувствовал, как все больше и больше естества уходит от его реальной жизни к нечто более тёмному и сложному.
Ночные смены стали экспериментом, который позволял ему разграничивать миры – мир, где он наполнен светом и красотой, и другой, где царит тьма и расплата. Однажды, пробуждая свою креативность, Степан начал вести записи, фиксируя свои мысли о том, как быстро он осваивал искусство. Но каждую страницу Степан безжалостно начинал историей, где он был не просто стилистом, а создателем образа, который мог стать для кого-то последним.
Не зная, что эти ночные смены являются лишь проекцией его внутренней борьбы, он оставлял светлую часть своей души за пределами этих тёмных часов. Погружаясь в них, он создавал образы не только из стеклянных салонов, но и из запечатанных в его сознании, которые давали толчок его эго. Каждый раз, когда он уходил ночью, одна и та же мысль проникала в суть его раскаяний: «Как легко руками парикмахера взять и сломать чужую судьбу, оставаясь при этом безразличным к тому, что происходит.»
В очертании ночной мглы, среди гибели и иллюзий, Степан продолжал прокладывать свой путь к тьме, не подозревая, что однажды ему придётся расплатиться за эту необузданную одержимость.
С каждым новым днем, проведенным в заключении между парикмахерскими креслами, тьма проникала глубже в душу Степана. Его ночные смены стали не просто временем для создания причесок, но и периодом, когда его жажда власти и контроля начала принимать осязаемую форму. Сначала это были лишь мимолётные мысли, но вскоре они стали превращаться в истинные намерения, причем весьма мрачные.
Степан начал тайно наблюдать за своими клиентами, анализируя их поведение, привычки и уязвимости. Он замечал, как некоторые из них чувствовали себя неуверенно, как трепетали, когда садились в кресло, доверяя свои волосы в руки человеку, который был одновременно авторитетом и неизвестностью. Этот дисбаланс власти начал привлекать его – он чувствовал, как его интерес переполняет кровью вены, каждое сердцебиение добавляя злого жара.
Вечерами, после завершения работы, он бродил по окрестностям, отмечая места с потенциальными жертвами. Бродя по темным аллеям, он прислушивался к разговорам и смеху, вынужденно улыбаясь, когда шёл мимо группы молодежи, которые весело проводили время. Он внимательно изучал их, подмечая то, как они смеются и общаются, не зная о том, что внутри него созревает план, в котором они не играют решающей роли.
Степан начал вести своего рода дневник, в который записывал детали о тех, о ком вначале не планировал ничего злого. Он отмечал их привычки, маршруты, которые они выбирали для прогулок, и особенности их внешности. Он всегда выбирал тех, кто казался уязвимым или незащищённым. Обладая навыками парикмахера, он понимал, как легко изменить облик человека, но теперь его внимание пересекалось с мрачными размышлениями о том, как быстро можно было забрать жизнь.
Каждый вечер он уходил с работы с новым списком целей, заранее отмечая места на карте города, где, по его мнению, можно было бы что-то сотворить. Это было не просто хобби; это стало манерой, возможно, своего рода искусством для Степана. Он изощрялся в планировании и детализировании своих идей, выходя за пределы привычного понимания. Ночные прогулки стали рутиной – они позволяли ему сбрасывать напряжение и накапливать жажду.
