– Угу… – понимающе кивал Николай.
– А ты если не хочешь, то можешь и не ехать со мной. Тебе действительно не с руки со мной туда тащиться. Да и дома у тебя жена с сыном остались.
– Ну, остались…
– О них надо сейчас подумать. До того, как отправимся в горы.
– А как ты один-то пойдешь?
– Ну, не знаю…
– Не знаешь… – шепотом процедил Николай Петрович. – Не знаешь… А кто знает?
– А тебе надо подумать, как ты со мной собрался. Дело-то не только в том, что это поход опасный в смысле ландшафта. Так ведь потом и обвинить могут в чем-нибудь… Сам знаешь. Не маленький.
– Ну, знаю. Но как я тебя туда одного отпущу.
– А ты знаешь, – задумчиво произнес Борис Алексеевич, откинувшись на спинку стула, – я ведь раньше, когда еще в начальную школу ходил в поселок, что южнее Усть-Кама, никогда не боялся один ходить туда-сюда. А мне тогда восемь лет было. Поселок был в долине вдоль реки, промысловики какие-то там жили. То ли камни искали, то ли золото, то ли и то и другое, но жили они там долго. Пришли туда, еще когда я маленький был, и были там до той поры, пока новая власть их не разогнала. Собственно, весь поселок был из десятка домов вдоль поймы реки, причем на противоположном от нас берегу, так что мне приходилось переходить реку ниже по течению, где был мосток из бревен через узкое, но бурное место, а потом подниматься вверх, к школе.
– Ты и вправду тут вырос, да? – удивленно бормотал Николай Петрович.
– Да, правда, – продолжал Борис Алексеевич. – А школа-то та была всего лишь плохо отапливаемым срубом. И ходили туда дети промысловиков да еще парочка таких, как я, горемык с той стороны ущелья. Все классы в одном. Это потом, когда я в училище поступил в Байске, так там и жил при училище. А тут сам ходил в школу. Каждый день ножками до ущелья, до переправы, до поселка и обратно. Так что, поди, найду как-нибудь дорогу. Ноги вспомнят. Бог доведет.
– Ладно, отпроси нас на разведывательную экспедицию, что ли? – после небольшой паузы продолжил Николай Петрович. – Придумай, зачем и почему нам туда надо. Глядишь, отпустят, да еще дадут с собой лошадь или бойца какого.
– Ты и вправду, Коля, решил идти со мной?
– Да. Решил.
– Эх…
– Куда я тебя одного отправлю.
В начале лета 1959 года отправились двое весьма почтенных сотрудника столичного министерства в сторону станции Усть-Кам, а оттуда дальше на восток. Целью было найти затерянное в алтайском предгорье место, где когда-то родился и вырос Борис Алексеевич Гурин. Хутор, значит, найти. И по возможности посетить могилы усопших предков.
Встали до зари. Собрались быстро и по темноте, по ночной росе вышли из поселения и направились в сторону станции Усть-Кам. В предгорьях Алтая в самом начале лета, да и в середине тоже, днем было нестерпимо жарко, температура доходила до плюс тридцати пяти в тени. И если не было ветра, а такое случалось, когда воздух словно останавливался между двух или трех холмов, зной становился нестерпимым. Людей, лошадей, тех, кто работал на солнцепеке, отправляли в тень, потому как случалось, что не выдерживали живые существа такого пекла и испускали дух.
Потом, когда солнце скатывалось со своего зенита, люди снова выходили на работы. Лошадей гнали на водопой, а потом снова впрягали в тяги, и работа продолжалась до позднего вечера, пока темень не становилась совсем непроглядной. И поскольку с ночным освещением рабочего поселка, самой рабочей площадки и прочего было негусто, работы прекращались до следующего дня.
