Марта кивнула.
– Я подумала о совпадении. О гениальной догадке. Но он пишет слишком точно. Это не фантазия. Это проникновение.
Элина не заметила, как сжала край стола. Кожа побелела.
– Он не спрашивает. Он берёт. Это не текст. Это вторжение.
Марта протянула вторую тетрадь. Более тонкую, с красной обложкой.
– Она – о тебе. И только о тебе. Тысячи слов. Ни одной ошибки. Даже то, что ты пыталась забыть – там. Он не описывает. Он проживает это заново. Как будто ты – его воспоминание.
Элина не взяла тетрадь. Не могла. Глаза остановились на уголке первой страницы, где, в самом низу, было приписано:
"Иногда мы вспоминаем то, чего никогда не переживали. Но это не делает воспоминание ложным."
И тогда она поняла. Речь шла не о том, что Али знал. А о том, кем он был, ещё до того, как они встретились.
И возможно, он действительно знал ее всегда. Не по имени. А по сути. Как если бы она – когда-то – уже была написана.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ – Контуры чужой памяти
Утро наступило без предупреждения. Ни света, ни звука – только ощущение, что где-то за стенами мира раскаленная медь рассвета пытается пробиться сквозь плотную ткань неизвестности. Элина не спала. Листала страницы, не зная – откуда в этих строках она. Не только факты, даты, запахи. Там было больше. Как будто кто-то выворачивал ее наизнанку, не касаясь кожи, но проникая в самую сердцевину.
Марта спала на диване, завернувшись в плед. Дом был наполнен тишиной, но теперь тишина звучала иначе. Она будто впитывала в себя страницы, делая их частью стен, мебели, дыхания.
Элина вышла на балкон. Ветер был колючим. Сосны за пределами двора шептали что-то между собой, как свидетели, которые не хотят вмешиваться. Она достала телефон, открыла почту, и только тогда заметила: новое письмо. Без темы. От неизвестного адресата. Открыла. Внутри – всего два слова:
"Ты читаешь?"
Руки дрогнули. Она закрыла экран и снова взглянула на лес. Ни один лист не шелохнулся. Ни один звук не выдал наблюдателя. Но он был. Она чувствовала это так же ясно, как холод на щеках.
Вернувшись внутрь, она не разбудила Марту. Вместо этого взяла вторую тетрадь. Красную. Ту, что до этого не осмелилась открыть. Первая страница – без заголовка, без даты. Только строчка:
"Ты не должна была узнавать. Но всё уже произошло."
Она перевернула лист – и началось.
Там была не история. Там был диагноз. Её страхи, спрятанные даже от самой себя. Реакции, которые она считала случайными, объяснёнными биографией, воспитанием, болью. Но Али – он словно снимал слои. Один за другим. Без нажима. Как хирург, чьи инструменты не оставляют следов, но изменяют навсегда.
Он описывал эпизоды, которые не происходили, но которые, по прочтении, казались воспоминаниями. Как будто кто-то подселил ей чужую жизнь, и теперь та требовала признания. Случай в поезде, где незнакомец спросил её имя, но она не ответила – потому что не могла вспомнить, кто она. Разговор с матерью, которого не было, но который навсегда изменил ее отношение к одиночеству.
На одной из страниц – тонкая, резкая фраза:
"Ты прячешься в логике, потому что чувства для тебя слишком опасны. Но логика – не щит, а клетка."
Она отложила тетрадь. В этот момент проснулась Марта. Без слов, просто посмотрела на неё – и поняла.
– Он уже не просто пишет, – сказала Элина. – Он на шаг впереди. Он ведёт.
Марта подошла ближе. Указала на угол стола, где лежал конверт. Она его раньше не замечала.
