Когда они въехали в университетский квартал, время стало вязким. Здание факультета литературы больше не казалось ей местом работы. Оно стало декорацией, сквозь которую проступало что-то древнее. Что-то, что всегда там было – но теперь решило выйти на свет.
Элина вышла первой. Тихо прикрыла дверь машины. Здание как будто наклонилось к ней. Внутри – знакомый коридор, отражающий шаги пустым эхо, слишком долгим, чтобы быть только акустикой. Она шла, не глядя по сторонам. Казалось, что стены – это страницы. А воздух – межстрочный интервал. Каждый ее шаг – как чтение следующей строки.
В её кабинете пахло бумагой, пылью и… чем-то ещё. Вещью, которую невозможно уловить носом, но ощущаешь кожей. Она не включила свет. Окно было приоткрыто, и весенний воздух, влажный и неприкаянный, проникал внутрь, как не приглашенный свидетель.
На столе лежала тетрадь. Не её. Та самая, которую Али держал при себе на последнем семинаре. Но он не должен был оставлять её. Или – должен?
Элина медленно подошла. Коснулась обложки. Бумага была чуть влажной, будто кто-то держал её в руках до последнего момента, сомневаясь, стоит ли отпускать. Она открыла первую страницу. Слова, написанные четко, по центру:
"Если ты читаешь это – значит, ты уже внутри."
Её сердце не ускорилось. Оно, наоборот, замедлилось. Как будто тело решило: спешка теперь бессмысленна. Она перевернула страницу. Дальше – текст. Начало рассказа. От первого лица. Но не мужского. Не "я – Али". А "я – Элина". Он писал от её имени.
"Я открыла дверь, и комната показалась чужой. Не потому, что изменилась. А потому, что я впервые смотрела на неё глазами того, кто знает, что в ней кто-то был, пока меня не было."
Абзацы шли один за другим, описывая события – те, что произошли накануне. Погружение в архив. Фотография. Магнитофон. Даже её внутренние диалоги были воспроизведены дословно. Она узнавала их – не как фразы, а как мысли, в которых еще вчера сомневалась, но теперь знала: это были ее.
Она перевернула еще одну страницу – и увидела не продолжение, а рисунок. Простым карандашом. Схематично. Но узнаваемо. Комната. Её кабинет. Окно. Стол. И – человек у стены. Смотрящий. Не она. Кто-то другой. Словно свидетель, оставшийся за гранью сцены. Под рисунком надпись:
"Я – не автор. Я – наблюдатель. Но иногда наблюдатель видит больше, чем герой."
Элина отступила. Спиной коснулась стены. Медленно села. Под ногами зашуршал ковёр. Только теперь она заметила: в узоре – новые линии. Не нитки, не ворс. Бумага. Лист. Кто-то подложил его ночью. Или утром. Или… пока она читала.
Она вытащила его. Тот же почерк. Тот же стиль. Только дата – завтрашняя.
"Завтра ты пойдешь туда, куда давно боялась. Я не буду с тобой. Но ты услышишь меня. Потому что я уже это написал."
Вечером она вернулась домой не одна. С нею был блокнот. С ним – набор истин, которые невозможно было развидеть.
Марта ждала её в коридоре. Она посмотрела на подругу и впервые за долгие годы позволила себе слабость – прижалась лбом к её плечу. Ни слёз. Ни слов. Только молчание, в котором больше доверия, чем в тысячах объяснений.
– Он пишет меня, – прошептала Элина.
Марта кивнула.
– Он пишет нас всех.
Когда наступила ночь, Элина снова открыла тетрадь. Последняя страница была пустой. Но из глубины бумаги как будто проступали буквы, не чернилами – присутствием. Призрачные, едва заметные. Она протянула руку, чтобы коснуться – и тогда они вспыхнули:
