– Кажется, наше появление произвело фурор. Ты не находишь?
Я коротко хохотнула:
– Скажи спасибо, что не арестовал до выяснения личности на сорок восемь часов…
На нас обратили внимание не только милиционеры. Мужичок, стоявший с самого края толпы, замершей в ожидании выхода священника, при виде меня вдруг шарахнулся в сторону и принялся креститься, что-то бормоча себе под нос на тему «чур, меня…». А бабулька, находившаяся от нас чуть в стороне, укоризненно глянула на мужичка, выражая, тем самым, общее отношение нашего народа к убогим. Потом посмотрела на меня с ног до головы внимательным взглядом, а затем вытащила из кармана поношенного пальтишка смятую десятирублевку и со словами: «Купи чего-нибудь и покушай, доченька…», сунула ее мне в руку. Реакция окружающих на наш внешний вид была, конечно, ожидаема, но не до такой же степени! Несколько обалдев от такого, я попыталась засунуть десятку обратно сердобольной бабульке в руки, но в это время толпа качнулась ко входу, и я потеряла добрую самаритянку из виду.
На высоком церковном крыльце появился священник в сопровождении служек. По обеим сторонам крыльца в почетном карауле застыли казаки. В целом, зрелище было впечатляющим. Ну мы и впечатлились. Народ со свечами потянулся к тридцати трем, связанным в один пучок, свечам священнослужителя, горевших ярким пламенем. И загорающиеся огоньки поползли волной по толпе. Сенька, скривив рот набок, мстительно проговорила:
– И ничуть не хуже, чем у твоих греков!
Я, было, собралась ей возразить, что греки – никакие они не мои, вовсе! Но затевать спор в такой момент посчитала кощунственным, как максимум, а как минимум – неприличным.
Пасхальную службу мы до конца не отстояли. И дело было даже не в том, что терпения не хватило. Вокруг нас сразу же образовалась небольшая пустота, и это, несмотря на то что в храме яблоку негде было упасть. На нас косились, отвлекаясь от службы, позади слышались какие-то перешептывания, и я затылком чувствовала взгляды, которые не приносили в мою душу ни покоя, ни умиротворения. Толкнув Сеньку в бок, прошептала:
– Пойдем отсюда, пока нас не поколотили.
Сестра, тяжело вздохнув, стала пробираться к выходу из церкви. Народ перед нами расступался, насколько это было возможно в такой тесноте. Казаки, стоявшие у дверей в храм, посмотрели на нас с осуждением. А один даже буркнул нам вслед:
– Нашли время…
Выяснять, что он имел в виду, я, по понятным причинам, не стала. Снаружи, где гулял ледяной ветер с реки, было не до того. Все силы и внимание уходили на то, чтобы уберечь огонь свечей. Усевшись в машину, я вздохнула с некоторым облегчением. Сенька задумчиво себе под нос пробурчала:
– Да… Произвели мы впечатление… – Не удержавшись, я хихикнула. Сенька покосилась на меня и расплылась в улыбке, но тут же, став серьезной, добавила: – Езжай осторожнее, а то я две свечи не удержу…
Я старалась, как могла, но перед самым домом одно колесо все ж таки попало в заледенелую ямку. Машину чутка швырнуло в сторону, и сестра, не удержавшись, чуть не клюнула носом в лобовое стекло. При этом одна свечка погасла. Сердито глянула в мою сторону, пробурчав недовольно:
– Просила же…!! Езжай осторожней…
Я только тяжело вздохнула и покаялась:
– Стараюсь, матушка. Да вот, ямку проворонила…
От машины к подъезду мы шли, словно исполняя па-де-де из балета «Лебединое озеро», акт второй, пытаясь таким образом защитить огонек последней горящей свечи от разошедшегося не на шутку ветра. Войдя в подъезд, обе вздохнули от облегчения. Сенька радостно возвестила:
