– Слава тебе, Господи… Хоть одну уберегли. Будет, что на стол поставить…
Больших свечей в доме не нашлось. Зато маленьких и тонких церковных было хоть пруд пруди. Но в этом и была проблема. Они быстро сгорали. Чтобы не погас огонек, договорились с сестрой всю ночь дежурить по очереди. Последнее дежурство было моим. Поменяв свечку в последний раз в полседьмого утра, я на короткое время забылась сном. Проснулась от скрипа пола в гостиной, где я и спала. Открыла глаза и увидела на пороге свою тетушку Валю. Она неодобрительно разглядывала ворох одежды возле дивана, куда я его ночью определила, не став заморачиваться порядком. Заметив, что я проснулась, тетушка проворчала:
– И куда это вас носило ночью? – Я не успела ответить, как она подошла к каминной полке и, плюнув себе на два пальца, загасила нашу свечу! При этом недовольно буркнула: – И чего это свечка у вас всю ночь горит? Непорядок… Пожар начаться может.
Я сидела на диване, неприлично широко открыв рот, и задыхалась от негодования. Вылетевшая из спальни Сенька возопила голосом мученицы:
– Мама…!!! Ты что наделала?! Мы с Дуськой всю ночь…!!! А ты…!!!
В общем, и у нее правильных слов не оказалось. Тетя Валя глянула на нас в недоумении, пожала плечами и выплыла из гостиной, как ни в чем не бывало, даже не удостоив нас ответом. Сенька в отчаянии глянула на меня, а затем, заломив руки и подведя глаза к потолку, как княжна Тараканова на известной картине Константина Флавицкого, тяжело со стоном выдохнула. А я вдруг начала смеяться. Сначала тихонько, а потом, уже не сумев удержаться, и во весь голос. Сестрица, поглядев на меня, плюнула в досаде, а потом и присоединилась.
Отсмеявшись, проговорила, вытирая ладонью выступившие от смеха слезы:
– Ну, что… Пойдем завтракать?
Я согласно кивнула головой и рванула в ванную комнату. И вот там я заметила, что серебряного браслета на моей руке не было. Кинулась обратно в комнату и принялась ворошить постель. Пусто. Как я расстроилась, не передать словами. Это был мамин подарок на день окончания института, и я им очень дорожила. Сенька, увидев мою расстроенную физиономию, истолковала все по-своему.
– И чего переживать так? Подумаешь, огонь погасили. Мы новый зажжем. Обходились же раньше…
Я отмахнулась от нее.
– Да при чем тут огонь?! – Покрутила у нее перед носом запястьем. Сестра не прониклась и продолжала с недоумением смотреть на меня. Я пояснила несколько раздраженно: – Браслет пропал… Думала, может, во сне тут в постели как-нибудь снялся. Нету… Скорее всего, в церкви потеряла, когда сквозь толпу пропихивались. – Решительно встала с места и направилась в прихожую.
Сенька только вслед мне крикнула:
– Ты куда?
Я, накинув вчерашний вязаный балахон, запахнув его на груди наподобие узбекского халата, мрачно ответила:
– В церковь поеду… Может, кто нашел… Это ж не базар, а церковь, а каждый знает, что воровать – грех. Вдруг, найдется…
Сестра с сомнением поджала губы и покачала головой, словно не была уверена, что воровство – это грех. Но останавливать меня не стала.
В церкви, в отличие от прошедшей ночи, стоял порядок и благолепие. Никакой тебе толкотни или толпы народа. Прихожане с куличами чинно выстроились в стройную очередь к двум батюшкам, которые святили куличи. На клиросе тихонько пели певчие, выводя ангельскими голосами: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити…» А я подосадовала, что в спешке не догадалась захватить наши кулинарные изделия. Не будет на столе благословенного огня, так хоть куличики бы освященные стояли. Но досадовала я недолго, напомнив себе, зачем я вообще сюда пришла. По полу ползать на четвереньках в поисках браслета не стала (чего доброго, тогда не в милицию, а в психушку заметут), а обратилась сразу к пожилой женщине в платочке, с тонкими губами и какими-то злющими глазами, торговавшей свечами и прочим церковным атрибутом.
