– Вон! Она уж на ногах. А вчера-то до полночи так кричала, так кричала! Я хотела батьку к фельшару посылать. А потом ничего, уснула.
С тех пор бродила Петровна по деревне горестная. Растерянно прислушивалась она, как деревенские увлечённо обговаривают небывалый случай:
– На своём веку-у…
– А я слыхал, будто бы…
– И ведь куда целил-то, паразит, а?..
Где ни покажись теперь она – все сетуют и причитают, разглядывают щеку, руками всплёскивают. При таком внимании Петровна подчас и сама невольно лезла на глаза. Идёт мимо окон – и как бы случайно повернёт в ту сторону лицо с пятном зелёнки. Или: если заговорившиеся старушки её не замечают, она маячит возле, пока не услышит ожидаемого:
– Серде-ешная!..
– На-ко бы девка без глаза осталась!
– Больно, чай, было?
– Да-а…
– Болит теперь?
– Не-е…
И всё же это внимание мало утешало Петровну, тем более что оно скоро полиняло и выцвело совсем вместе с зелёным пятнышком под глазом. Но главного от взрослых она так и не услышала: у неё-то ранка зажила, а вот петух-то…
Проплыл знойный июль. У цыплят выбелились и пригладились пёрышки, вытянулись шейки. Они уже не бежали наперегонки к блюдцу, когда по нему стучала Петровна ноготком, а с опаской, полуукрадкой, норовили клевать в корыте вместе с курами. И клуха теперь только по привычке предупреждающе вскрикивала, когда низко пролетала ворона. Осталась Петровна не у дел.
Раз она сидела на ненужном больше плетне и крутила на пальце медное колечко, мечтая, когда оно будет ей впору, – вдруг что-то кольнуло в ногу: цыплёнок вскочил ей на коленку и с интересом косился на кольцо. Петровна замерла, терпя. Цыплёнок, удерживаясь в равновесии и ещё больше вонзая коготки в кожу сквозь сарафан, изловчился и два раза клюнул камешек в кольце. Это неуклюжее прикосновение разлило в душе Петровны неизъяснимую радость. Тут подбежал другой цыплёнок, но первый спрыгнул с коленки ему навстречу – и они неумело стукнулись зобами, бойко подпрыгнули раз и другой. Пёрышки на их головках оттопырились, цыплята на мгновение замерли нос к носу – и снова запрыгали.
Гребень выпал из волос Петровны. Закинув голову, вцепившись руками в плетень, она звонко смеялась и даже не заметила, как из окна высунулись мать с отцом, оба довольные чем-то, хотя при этом Петруха и махнул безнадёжно рукой:
– Говорил я – половина петухов вырастут!
А Маруся его попрекнула:
– Чем трепаться – съездил бы за инкубаторскими!..
Когда в одну среднюю школу приезжал из роно проверяющий, в педколлективе все в один голос утверждали:
– Степан Филаретович да Александра Александровна всю школу на себе везут.
Да разве и нашёлся бы в целом сельсовете с этим несогласный: без русского языка и литературы, которым учил Степан Филаретович, без математики и геометрии, которые преподавала Александра Александровна, не только не поступить куда-нибудь, но даже и аттестата не получить. А кроме того, они оба отличались своими яркими педагогическими методами.
Посидев на одном уроке, на другом, проверяющий потом с каждым учителем беседовал и, например, в разговоре со Степаном Филаретовичем считал должным – по своей обязанности – кое-что высказать и начинал обыкновенно так:
– Знаете, Степан Филаретович… как бы это выразить?.. Не кажутся ли вам отношения ваши с учениками, простите за прямоту, несколько фамильярными?
А Степан Филаретович неизменно отвечал на это своим природным баском:
