– Боюсь, номер девятьсот десять ноль двадцать нам ничего не говорит. Как и двадцать семь девяносто семь. – Он помолчал в задумчивости. – Или это дважды семьсот девяносто семь? Семьдесят девять семьдесят семь девяносто семь?
– Это может быть все что угодно.
Де Грааф достал из ящика телефонный справочник, полистал, вернул на место и поднял трубку.
– Номер телефона, – произнес он. – Семьдесят девять семьдесят семь девяносто семь. Выясните, на чье имя зарегистрирован. Это срочно.
Мы посидели в тишине, пока не раздался звонок. Де Грааф выслушал короткий ответ и положил трубку.
– Ночной клуб «Балинова», – сказал он.
– Компетентным сотрудникам повезло с ясновидящим начальником.
– И куда же вас поведет мое ясновидение?
– В ночной клуб «Балинова». – Я встал. – Полковник, вы не находите, что у меня довольно легко узнаваемое лицо?
– Раз увидишь – не забудешь. И эти белые шрамы. Непохоже, что врач очень старался.
– Еще как старался… скрыть почти полное невежество в пластической хирургии. В этом здании найдется коричневый грим?
– Коричневый грим? – Де Грааф растерянно захлопал глазами, а затем расплылся в улыбке. – Помилуйте, майор Шерман! Маскироваться? В наши-то времена? Шерлок Холмс давным-давно умер.
– Мне бы хоть половину ума Шерлока, – вздохнул я. – Тогда бы никакая маскировка не понадобилась.
Предоставленная мне спецмашина снаружи выглядела как обыкновенный «опель», но было такое впечатление, что в него ухитрились запихнуть второй мотор. Над автомобилем вообще плотно поработали, оснастив выдвижной сиреной, выдвижным полицейским прожектором и яркой выдвижной полицейской стоп-палкой сзади. Под передними сиденьями лежали веревки, аптечки и баллончики со слезоточивым газом, а в дверных карманах – наручники с прицепленными к ним ключами. Одному Богу известно, что хранилось в багажнике. Да и не интересовало это меня. Все, что мне требовалось, – это быстрая машина, и я ее получил.
Я остановился у ночного клуба «Балинова» – в месте, где нельзя парковаться, как раз напротив полицейского в форме и с кобурой. Тот едва заметно кивнул и удалился размеренным шагом. Он узнал спецмашину и не пожелал объяснять возмущенному населению, почему таксиста не наказали за правонарушение, тогда как любому другому водителю автоматически вкатили бы штраф.
Я вышел, запер автомобиль и пересек тротуар. Над входом в клуб мерцали неоновая вывеска «Балинова» и неоновые силуэты двух танцовщиц хула-хула; оставалось только догадываться, какая связь между Гавайями и Индонезией. Может, это танцовщицы с острова Бали? Но если да, то почему они несоответственно одеты… или раздеты? Два больших окна по сторонам от двери были отведены под своеобразный вернисаж, более чем прозрачно намекавший на инокультурные услады и эзотерические научные поиски, ожидавшие посетителя внутри. Некоторые юные дамы в кольцах и браслетах – и ни в чем более – выглядели разодетыми до неприличия по сравнению со своими товарками. Но еще больший интерес представляло лицо цвета кофейной гущи, смотревшее на меня из витрины: в нем я с трудом узнал собственное отражение.
Я вошел.
Согласно проверенной временем традиции клуб «Балинова» был тесным, душным, дымным и полным каких-то неописуемых благовоний – похоже, с преобладанием жженой резины. Наверное, это имело целью создавать у клиентов должный настрой для получения максимального удовольствия от предлагавшихся развлечений; на деле же запахи за считаные секунды парализовали обоняние. Даже если бы исчезли кочующие клубы дыма, в зале не стало бы светлее, потому что лампы были намеренно приглушены, за исключением яркого прожектора, освещавшего сцену, которая, опять же в силу традиции, представляла собой всего лишь крошечный круглый танцпол в центре помещения.
