И как же Германия должна была выплачивать эти колоссальные суммы? Ведь у нее отобрали не только колонии и часть промышленно развитых регионов, но и практически весь торговый флот, жизненно важный для международной торговли. У нее изъяли патенты, ограничили экономическую самостоятельность. Страна, лишенная важнейших источников дохода и сырья, оказалась в тисках жесточайшего экономического кризиса. Последствия не заставили себя ждать. Промышленность стагнировала, предприятия закрывались, армия безработных росла с каждым днем, достигая миллионов человек. Средняя заработная плата тех, кому посчастливилось сохранить работу, упала в три раза по сравнению с довоенным уровнем. А инфляция… о, это была не просто инфляция, это была гиперинфляция апокалиптических масштабов, уничтожившая все сбережения среднего класса, превратившая деньги в бесполезные бумажки. Представьте себе психологическое состояние людей, видящих, как их мир рушится на глазах! Цены на товары могли вырасти не просто за день, а за час! Тот пример, который вы привели, бьет точно в цель: буханка хлеба, стоившая до войны и унизительного Версальского договора всего 0,29 марки, к пику гиперинфляции в ноябре 1923 года стала стоить… 430 миллиардов марок! Люди топили печи обесценившимися банкнотами, потому что это было дешевле, чем покупать дрова. Это была национальная катастрофа, породившая в душах немцев глубочайшее чувство обиды, несправедливости и жгучей ненависти к победителям, к тем, кто поставил их на колени.
И вот в этот момент отчаяния, когда Германия, казалось, была полностью раздавлена и изолирована, руку помощи ей протянул… другой изгой мировой политики. Тот самый, которого Запад так боялся и ненавидел – Советская Россия. Поймите иронию судьбы! Две страны, оказавшиеся по разные стороны баррикад в недавней войне, теперь были одинаково презираемы и отторгнуты «цивилизованным» Западом. Германия – как побежденный агрессор, Россия – как очаг большевистской заразы. И они нашли друг друга. 16 апреля 1922 года, во время Генуэзской международной конференции (где западные державы пытались диктовать свои условия и Москве, и Берлину), представители Германии и РСФСР тайно встретились в пригороде Генуи, Рапалло, и подписали договор, ставший сенсацией. Рапалльский договор восстанавливал дипломатические отношения между двумя странами, они взаимно отказывались от всех претензий, включая военные репарации и долги. Но главное – этот договор положил начало тесному экономическому и, что еще важнее (хотя и держалось в секрете), военно-техническому сотрудничеству.
Это был союз двух парий, двух государств, отчаянно нуждавшихся друг в друге. Униженная, лишенная ресурсов Германия приобретала у Советской России так необходимое ей сырье – нефть, зерно, металлы, – то, что она больше не могла добыть на отторгнутых территориях или купить на мировом рынке из-за отсутствия средств. А молодая Советская Россия, остро нуждавшаяся в технологиях для своей амбициозной программы индустриализации, получала доступ к передовым германским промышленным разработкам, к инженерным кадрам, к военным технологиям, которые ей запрещалось иметь по Версальскому договору (например, танки, самолеты, химическое оружие – все это тайно испытывалось и разрабатывалось на советской территории при участии немецких специалистов). Россия изучала опыт германских предприятий, отправляла своих инженеров на стажировку, закупала оборудование. Для СССР, стремившегося любой ценой в техническом отношении догнать и перегнать передовые капиталистические страны Европы и Америки, это сотрудничество с Веймарской Германией было поистине жизненно необходимо. Можно с уверенностью сказать, что именно благодаря этому парадоксальному Рапалльскому сотрудничеству с недавним врагом, Советский Союз смог заложить основы для своего будущего индустриального и военного могущества, достигнуть того высокого уровня индустриализации, о котором мы говорили ранее.
