Уолт Уитмен в «Листьях травы» по-своему использовал сексуальные темы массовой литературы. Так, тело проститутки, которую убил топором молодой клерк, он называет «божественным, полным страсти и красоты», а вовсе не вместилищем греха и порока (с. 213). В «Песне о себе» Уитмен с сочувствием рассказывает об одиночестве богатой развратной дамы.
Массовая сенсационная литература того времени не признавала никаких тайн пола и сексуальной жизни. В «Листьях травы» Уитмен «срывал вуаль» с грязных сексуальных откровений массовой беллетристики. Он стремился облагородить описания тайн тела и секса. Его кредо было именно таким, т.е. откровенное стремление противостоять грязи массовой беллетристики.
Уолт Уитмен высказался о двух направлениях упоминания о сексуальности в эссе «Меморандум наудачу» («A Memorandum at a Venture»). Первое направление конвенционально предназначено для добропорядочных граждан. Оно содержится в хороших книжках, которые можно продавать в любом месте. Оно отрицает все непосредственные описания сексуальных отношений. Второе направление зиждется на чувственной развращенности, на эротических сюжетах и историях. Уитмен пишет и о необходимости третьего направления, т.е. о радикальном изменении описания образа женщины, когда сексуальность становится добродетелью добропорядочного человека (с. 214).
Автор реферируемой статьи заключает, что поэт Уолт Уитмен не был чужаком в собственной стране, ибо пытался противостоять засилью и популярности пошлых бестселлеров.
Общие места литературной классики: Учебник брежневской эпохи разрушился изнутри13
Советское время породило всего четыре комплекта школьных учебников по литературе. Из них первые два были созданы во второй половине 1930‐х годов, в период яростных идеологических баталий. Третий – породила война и начатая Агитпропом ура-патриотическая истерия. Эпоха оттепели потребовала создания нового учебника. Отказ от историко-иллюстративных и патриотически-декламационных шаблонов породил дискуссию: какой должна стать центральная идея изучения литературы? Педагоги-новаторы 1960-х годов большей частью склонялись к психологизации литературного курса. «Образ» и герой должны были стать иллюстрацией психологических типов; литература превращалась в источник моделей поведения. «Правильное понимание» продолжало доминировать на уроке, но обретало иллюзию научного вывода.
В 1968 и 1969 гг. вышли новые учебники для 8‐го и 9‐го класса, и лишь в 1976 г. – для 10‐го класса. При подготовке последующих изданий более всего менялся учебник 8‐го класса, особенно в той части, где рассказывалось о литературе первой половины XIX в. Новый учебник претендовал на большую научность. Теоретико-литературные определения вмонтировали в общий ход изложения: тот или иной термин вводился в школьный обиход в связи с анализом определенного текста. Однако теории не позволялось стать важнее идейных сентенций. Общий стиль изложения, текстовые интонации сместились в сторону доверительной беседы с учеником: «представим себе», «послушаем их беседу», «перечитайте еще раз».
Несмотря на перемены, учебник сохраняет патриотическую основу. Патриотизм и международное значение писателя по-прежнему организуют биографические разделы учебников. «Служение народу» – обязательная похвала почти в каждой биографии. Ряд писателей-патриотов, сформированный сталинской эпохой, был с незначительными изменениями перенесен в новый учебник: он превратился в ряд «народных писателей». Народность, заимствованная из критической литературы XIX в., стала важнейшей характеристикой литературного процесса в 1930‐е годы. Однако придерживаться единого понимания народности никак не удавалось. В главе о декабристах народность приравнивалась к национальной самобытности. У Пушкина она превратилась в освещение роли народа в истории и обрела тесную связь с «историзмом». В главе «В.Г. Белинский» народность пережила еще одну трансформацию: «Под народностью литературы Белинский понимал служение родине и зарождавшемуся революционно-демократическому движению». А чуть дальше народность становилась синонимом реализма.
